Неточные совпадения
Снежные люди молча мелькают мимо двери магазина, — кажется, что они кого-то хоронят,
провожают на кладбище, но опоздали
к выносу и торопятся догнать гроб. Трясутся лошади, с трудом одолевая сугробы. На колокольне церкви за магазином каждый день уныло звонят — Великий пост; удары колокола бьют по голове, как подушкой: не больно, а глупеешь и глохнешь от этого.
И заплакала сквозь смех. Потом повела меня
к ручью, вымыла, перевязала раны своей рубашкой, приложив каких-то листьев, утоливших боль, и
отвела в железнодорожную будку, — до дому я не мог дойти, сильно ослабев.
— Н-на… действительно, привязались
к убогому! Видишь — как? То-то! Люди, брат, могут с ума
свести, могут… Привяжутся, как клопы, и — шабаш! Даже куда там — клопы! Злее клопов…
Когда выпал снег, дед снова
отвел меня
к сестре бабушки.
Это слово, сказанное, вероятно, в смущении и страхе, было принято за насмешку и усугубило наказание. Меня избили. Старуха действовала пучком сосновой лучины, это было не очень больно, но оставило под кожею спины множество глубоких заноз;
к вечеру спина у меня вспухла подушкой, а в полдень на другой день хозяин принужден был
отвезти меня в больницу.
Меня
отвели к знакомому доктору-акушеру Генриху Родзевичу, он прорезал мне веки изнутри, несколько дней я лежал с повязкой на глазах, в мучительной, черной скуке.
За кормою, вся в пене, быстро мчится река, слышно кипение бегущей воды, черный берег медленно
провожает ее. На палубе храпят пассажиры, между скамей — между сонных тел — тихо двигается, приближаясь
к нам, высокая, сухая женщина в черном платье, с открытой седой головою, — кочегар, толкнув меня плечом, говорит тихонько...
— Я на этом деле — генерал; я в Москву
к Троице ездил на словесное прение с ядовитыми учеными никонианами, попами и светскими; я, малый, даже с профессорами беседы
водил, да! Одного попа до того загонял словесным-то бичом, что у него ажио кровь носом пошла, — вот как!
А из кладовой он
возил вещи домой
к себе, заставляя меня по нескольку раз переправлять опись их.
…Меня особенно
сводило с ума отношение
к женщине; начитавшись романов, я смотрел на женщину, как на самое лучшее и значительное в жизни. В этом утверждали меня бабушка, ее рассказы о Богородице и Василисе Премудрой, несчастная прачка Наталья и те сотни, тысячи замеченных мною взглядов, улыбок, которыми женщины, матери жизни, украшают ее, эту жизнь, бедную радостями, бедную любовью.
— Костя!
сведи меня к нему, нам легче будет вдвоем. Ты только сведи меня, сведи меня, пожалуйста, и уйди, — заговорила она. — Ты пойми, что мне видеть тебя и не видеть его тяжелее гораздо. Там я могу быть, может быть, полезна тебе и ему. Пожалуйста, позволь! — умоляла она мужа, как будто счастье жизни ее зависело от этого.
Я вышел из кибитки и требовал, чтоб
отвели меня к их начальнику. Увидя офицера, солдаты прекратили брань. Вахмистр повел меня к майору. Савельич от меня не отставал, поговаривая про себя: «Вот тебе и государев кум! Из огня да в полымя… Господи владыко! чем это все кончится?» Кибитка шагом поехала за нами.
С ключами, старый и седой, // Усатый инвалид. // «Иди, печальница, за мной! — // Ей тихо говорит. — // Я
проведу тебя к нему, // Он жив и невредим…» // Она доверилась ему, // Она пошла за ним…
Неточные совпадения
Добчинский. Марья Антоновна! (Подходит
к ручке.)Честь имею поздравить. Вы будете в большом, большом счастии, в золотом платье ходить и деликатные разные супы кушать; очень забавно будете
проводить время.
Оборванные нищие, // Послышав запах пенного, // И те пришли доказывать, // Как счастливы они: // — Нас у порога лавочник // Встречает подаянием, // А в дом войдем, так из дому //
Проводят до ворот… // Чуть запоем мы песенку, // Бежит
к окну хозяюшка // С краюхою, с ножом, // А мы-то заливаемся: // «Давать давай — весь каравай, // Не мнется и не крошится, // Тебе скорей, а нам спорей…»
С ребятами, с дево́чками // Сдружился, бродит по лесу… // Недаром он бродил! // «Коли платить не можете, // Работайте!» — А в чем твоя // Работа? — «Окопать // Канавками желательно // Болото…» Окопали мы… // «Теперь рубите лес…» // — Ну, хорошо! — Рубили мы, // А немчура показывал, // Где надобно рубить. // Глядим: выходит просека! // Как просеку прочистили, //
К болоту поперечины // Велел по ней
возить. // Ну, словом: спохватились мы, // Как уж дорогу сделали, // Что немец нас поймал!
Милон. А я завтра же,
проводя вас, поведу мою команду. Теперь пойду сделать
к тому распоряжение.
Милон. Злодеи! Идучи сюда, вижу множество людей, которые, подхватя ее под руки, несмотря на сопротивление и крик,
сводят уже с крыльца
к карете.