Неточные совпадения
Когда я согласился, он
сел на постели, не спуская ног на пол, и уже тоном приказания велел мне поставить сундук на постель, к его ногам. Ключ висел у него на гайтане, вместе
с нательным крестом. Оглянув темные углы кухни, он важно нахмурился, отпер замок, подул на крышку сундука, точно она была горячая, и, наконец приподняв ее, вынул несколько пар белья.
Другой раз Кострома, позорно проиграв Чурке партию в городки, спрятался за ларь
с овсом у бакалейной лавки,
сел там на корточки и молча заплакал, — это было почти страшно: он крепко стиснул зубы, скулы его высунулись, костлявое лицо окаменело, а из черных, угрюмых глаз выкатываются тяжелые, крупные слезы. Когда я стал утешать его, он прошептал, захлебываясь слезами...
Однако тотчас же, вымыв руки,
сел учиться. Провел на листе все горизонтальные, сверил — хорошо! Хотя три оказались лишними. Провел все вертикальные и
с изумлением увидал, что лицо дома нелепо исказилось: окна перебрались на места простенков, а одно, выехав за стену, висело в воздухе, по соседству
с домом. Парадное крыльцо тоже поднялось на воздух до высоты второго этажа, карниз очутился посредине крыши, слуховое окно — на трубе.
Я не узнавал бабушки: скромно поджав губы, незнакомо изменив все лицо, она тихонько
садилась на скамью у двери, около лохани
с помоями, и молчала, как виноватая, отвечая на вопросы сестры тихо, покорно.
…Ночь, ярко светит луна, убегая от парохода влево, в луга. Старенький рыжий пароход,
с белой полосой на трубе, не торопясь и неровно шлепает плицами по серебряной воде, навстречу ему тихонько плывут темные берега, положив на воду тени, над ними красно светятся окна изб, в
селе поют, — девки водят хоровод, и припев «ай-люли» звучит, как аллилуйя…
Наш пароход отъединен от земли, убегает прочь от нее, а
с берега, в тишине уставшего дня, доносится звон невидимой колокольни, напоминая о
селах, о людях.
Под вечер
с какой-то маленькой пристани к нам на пароход
села краснорожая баба
с девицей в желтом платке и розовой новой кофте. Обе они были выпивши, — баба улыбалась, кланялась всем и говорила на о́, точно дьякон...
На место Максима взяли
с берега вятского солдатика, костлявого,
с маленькой головкой и рыжими глазами. Помощник повара тотчас послал его резать кур: солдатик зарезал пару, а остальных распустил по палубе; пассажиры начали ловить их, — три курицы перелетели за борт. Тогда солдатик
сел на дрова около кухни и горько заплакал.
Сухонький и легкий, дед встал
с пола,
сел рядом со мною, ловко вырвал папиросу у меня, бросил ее за окно и сказал испуганным голосом...
Вечером, когда дед
сел читать на псалтырь, я
с бабушкой вышел за ворота, в поле; маленькая, в два окна, хибарка, в которой жил дед, стояла на окраине города, «на задах» Канатной улицы, где когда-то у деда был свой дом.
Но в Сарапуле
сел на пароход толстый мужчина,
с дряблым, бабьим лицом без бороды и усов. Теплая длинная чуйка и картуз
с наушниками из лисьего меха еще более усиливали его сходство
с женщиной. Он тотчас же занял столик около кухни, где было теплее, спросил чайный прибор и начал пить желтый кипяток, не расстегнув чуйки, не сняв картуза, обильно потея.
Тесным кольцом, засунув руки в рукава, они окружают едока, вооруженного ножом и большой краюхой ржаного хлеба; он истово крестится,
садится на куль шерсти, кладет окорок на ящик, рядом
с собою, измеряет его пустыми глазами.
Они и теперь приходили к моему хозяину утром каждого воскресенья, рассаживались на скамьях вокруг кухонного стола и, ожидая хозяина, интересно беседовали. Хозяин шумно и весело здоровался
с ними, пожимая крепкие руки,
садился в передний угол. Появлялись счеты, пачка денег, мужики раскладывали по столу свои счета, измятые записные книжки, — начинался расчет за неделю.
Григорий, измятый, растерзанный, сполз
с пролетки,
сел на землю и со слезами объявил нам, зрителям...
Мы пришли в один из дешевеньких домов «развеселого Кунавина
села», нас встретила вороватая старушка. Осип пошептался
с нею, и она провела нас в пустую маленькую комнату, темную и грязную, как стойло. На койке спала, разметавшись, большая толстая женщина; старуха толкнула ее кулаком в бок и сказала...
Октавист, покачиваясь, стоял перед квартальным, сняв картуз, и спорил
с ним, невнятно, глухо выкрикивая какие-то слова; потом квартальный толкнул его в грудь, он покачнулся,
сел; тогда полицейский не торопясь вынул из кармана веревочку, связал ею руки певчего, привычно и покорно спрятанные им за спину, а квартальный начал сердито кричать на зрителей...
Неточные совпадения
Разговаривает все на тонкой деликатности, что разве только дворянству уступит; пойдешь на Щукин — купцы тебе кричат: «Почтенный!»; на перевозе в лодке
с чиновником
сядешь; компании захотел — ступай в лавочку: там тебе кавалер расскажет про лагери и объявит, что всякая звезда значит на небе, так вот как на ладони все видишь.
Хлестаков. Сделайте милость,
садитесь. Я теперь вижу совершенно откровенность вашего нрава и радушие, а то, признаюсь, я уж думал, что вы пришли
с тем, чтобы меня… (Добчинскому.)
Садитесь.
Анна Андреевна. Как можно-с! Вы это так изволите говорить, для комплимента. Прошу покорно
садиться.
Анна Андреевна. Послушай: беги к купцу Абдулину… постой, я дам тебе записочку (
садится к столу, пишет записку и между тем говорит):эту записку ты отдай кучеру Сидору, чтоб он побежал
с нею к купцу Абдулину и принес оттуда вина. А сам поди сейчас прибери хорошенько эту комнату для гостя. Там поставить кровать, рукомойник и прочее.
Голос Осипа. Вот
с этой стороны! сюда! еще! хорошо. Славно будет! (Бьет рукою по ковру.)Теперь
садитесь, ваше благородие!