Цитаты со словом «мирон»
Дети рождались слабыми и умирали до пяти лет, жил только
Мирон, неприятный, костлявый мальчишка, старше Ильи на три года.
Уже три могилы было у него на кладбище; твёрдо, цепко жил только
Мирон, некрасиво, наскоро слаженный из длинных костей и хрящей, весь скрипучий, щёлкающий.
В городе у Алексея и жены его приятелей не было, но в его тесных комнатах, похожих на чуланы, набитые ошарканными, старыми вещами, собирались по праздникам люди сомнительного достоинства: золотозубый фабричный доктор Яковлев, человек насмешливый и злой; крикливый техник Коптев, пьяница и картёжник; учитель
Мирона, студент, которому полиция запретила учиться; его курносая жена курила папиросы, играла на гитаре.
Павла Никонова заменил
Мирон, братья почти не разлучались, неистощимо разговаривая о чём-то, размахивая руками; вместе учились, читали, сидя в саду, в беседке.
Илья почти не жил дома, мелькнёт утром за чаем и уходит в город к дяде или в лес с
Мироном и вихрастым, чёрненьким Горицветовым; этот маленький, пронырливый мальчишка, колючий, как репейник, ходил виляющей походкой, его глаза были насмешливо вывихнутыми и казались косыми.
Гимназисты хохотали. Илья смеялся бархатисто, немного,
Мирон — сухо и едко, Горицветов же не так охотно, как они, и всегда решительно обрывал смех свой, убеждая друзей...
«Суховат», — думал Артамонов и утешал себя тем, что Илья выгодно не похож на крикливого болтуна Горицветова, на вялого, ленивого Якова и на
Мирона, который, быстро теряя юношеское, говорил книжно, становился заносчив и похож на чиновника, который знает, что на каждый случай жизни в книгах есть свой, строгий закон.
—
Мирон сменит, Яков. Мирон будет инженером, — сказал Илья и, высунув руку за окно, стряхнул пепел папиросы. Отец напомнил...
—
Мирон — племянник, а не сын. Ну, об этом после поговорим…
— Смотри, опять напьёшься. Вот у меня
Мирон учится на инженера — сделай милость! За границу хочет ехать — пожалуйста! Всё это — в дом, а не из дома. Ты — пойми, наше сословие — главная сила…
— Господа! — так же восторженно, но уже вкрадчиво говорил Алексей, размахивая вилкой. — Сын мой,
Мирон, умник, будущий инженер, сказывал: в городе Сиракузе знаменитейший ученый был; предлагал он царю: дай мне на что опереться, я тебе всю землю переверну!
Ему нравилось, что Яков, бывая у дяди, не вмешивался в бесконечные споры
Мирона с его приятелем, отрёпанным, беспокойным Горицветовым. Мирон стал уже совершенно не похож на купеческого сына; худощавый, носатый, в очках, в курточке с позолоченными пуговицами, какими-то вензелями на плечах, он напоминал мирового судью. Ходил и сидел он прямо, как солдат, говорил высокомерно, заносчиво, и хотя Пётр понимал, что племянник всегда говорит что-то умное, всё-таки Мирон не нравился ему.
Артамонову старшему казалось, что и Горицветов тоже говорит не плохо, не глупо. Маленький, в чёрной рубахе под студенческим сюртуком, неприглядно расстёгнутый, лохматый, с опухшими глазами, точно он не спал несколько суток, с тёмным, острым лицом в прыщах, он кричал, никого не слушая, судорожно размахивая руками, и наскакивал на
Мирона...
Мирон поднимал брови, морщился и, поправляя очки, долбил сухо, мерно...
Покачивая носом,
Мирон говорил ему...
В конце концов, это был какой-то ненужный человек и нельзя понять: зачем он
Мирону?
Яков всегда отвечал неохотно, коротко, но понятно; по его словам выходило, что
Мирон говорит: Россия должна жить тем же порядком, как живёт вся Европа, а Горицветов верит, что у России свой путь. Тут Артамонову старшему нужно было показать сыну, что у него, отца, есть на этот счёт свои мысли, и он внушительно сказал...
Но
Мирон, сверкнув очками, начал учить мать...
Её слова об уме детей очень задели его, она, конечно, хотела намекнуть на Илью. Он знал, что Алексей помогает Илье деньгами,
Мирон пишет ему письма, но из гордости он никогда не расспрашивал, где и как живёт Илья; Ольга сама, между прочим, искусно рассказывала об этом, понимая гордость его. От неё он знал, что Илья зачем-то уехал жить в Архангельск, а теперь живёт за границей.
— Али я немой? — ласково спрашивал Серафим, и розовое личико его освещалось улыбкой. — Я — старичок, — говорил он, — я моё малое время и без правды доживу. Это молодым надо о правде стараться, для того им и очки полагаются.
Мирон Лексеич в очках гуляет, ну, он насквозь видит, что к чему, кого — куда.
Артамонову старшему было приятно знать, что плотник не любит
Мирона, и он хохотал, когда Серафим, позванивая на струнах гусель, задорно пел...
Это настолько крепко ударило Артамонова, что он даже не спросил: почему? Оскорблённый, ушёл и несколько недель не ходил к брату, не разговаривал с
Мироном, встречая его на фабрике.
Мирон собирался жениться на дочери Веры Поповой, такой же высокой и стройной, как её поседевшая, замороженная мать.
— Агония романтизма, — говорил
Мирон, тщательно протирая куском замши стёкла очков.
Алексей летал где-то в Москве; Яков толстел, держался солидно в стороне, он говорил мало, но, должно быть, хорошо: его слова одинаково раздражали и
Мирона и Горицветова. Яков отпустил окладистую татарскую бородку, и вместе с рыжеватой бородою у Якова всё заметнее насмешливость; приятно было слышать, когда сын лениво говорил бойким людям...
Старшему Артамонову и — он видел — Якову было очень смешно, когда Елизавета Попова вдруг уехала в Москву и там обвенчалась с Горицветовым.
Мирон обозлился и не мог скрыть этого; покручивая острую, не купеческую бородку, вытягивая из неё нить сухих слов, он говорил явно фальшиво...
Приподняв плечи,
Мирон ответил...
— Чего? Кто это? — спросил Артамонов старший, и
Мирон отчеканил, точно судья, читающий приговор свой...
Теперь она боялась
Мирона, доктора Яковлева, дочери своей Татьяны и, дико растолстев, целые дни ела. Из-за неё едва не удивился брат. Дети не уважали её. Когда она уговаривала Якова жениться, сын советовал ей насмешливо...
Она жила у сестры, не могла почему-то кончить гимназию, боялась мышей и, соглашаясь с
Мироном, что власть царя надо ограничить, недавно начала курить папиросы.
Всё вокруг становилось чуждо, крикливо, вызывающе глупо, всё — от дерзких речей
Мирона до бессмысленных песенок кочегара Васьки, хромого мужика с вывихнутым бедром и растрёпанной, на помело похожей, головою; по праздникам Васька, ухаживая за кухаркой, торчал под окном кухни и, подыгрывая на гармонике, закрыв глаза, орал...
— Он — вреднее, — ответил
Мирон.
Мирон тотчас начал рассказывать о Москве, сердито жаловаться на бестолковость правительства; приехала Наталья с сыном — Мирон заговорил о необходимости строить бумажную фабрику, он давно уже надоедал этим.
Озабоченно покручивая бородку, морщась, точно у него болел висок,
Мирон журавлём шагал из угла в угол и поучал всех...
Они, семеро, шли все вместе; впереди прихрамывал Алексей, ведя жену под руку, за ним Яков с матерью и сестрой Татьяной, потом шёл
Мирон с доктором; сзади всех шагал в мягких сапогах Артамонов старший.
— Нация, — негромко говорил
Мирон.
Мирон снял очки, стал протирать их платком, а доктор добавил...
«А на что богу эти люди? Понять — нельзя», — подумал Артамонов. Он не любил горожан и почти не имел в городе связей, кроме деловых знакомств; он знал, что и город не любит его, считая гордым, злым, но очень уважает Алексея за его пристрастие украшать город, за то, что он вымостил главную улицу, украсил площадь посадкой лип, устроил на берегу Оки сад, бульвар.
Мирона и даже Якова боятся, считают их свыше меры жадными, находят, что они всё кругом забирают в свои руки.
Фабрика перестала работать, молодёжь, засучивая рукава рубах, бросилась в город, несмотря на уговоры
Мирона и других разумных людей, несмотря на крики и плач баб.
Артамонова очень удивила дерзкая затея городского головы, но он подписал бумагу, уверенный, что это будет неприятно брату,
Мирону, да, наверное, и Воропонов получит хороший выговор из Петербурга: не суйся, дурак толстогубый, не в своё дело, не заносись высоко!
Положив бумагу в карман сюртука, застегнувшись на все пуговицы, Воропонов начал жаловаться на Алексея,
Мирона, доктора, на всех людей, которые, подзуживаемы евреями, одни — слепо, другие — своекорыстно, идут против царя; Артамонов старший слушал его жалобы почти с удовольствием, поддакивал, и только когда синие губы Воропонова начали злобно говорить о Вере Поповой, он строго сказал...
— Что вы делаете, папаша? — кричала Татьяна, и на её некрасивом лице прыгали сумасшедшие глаза. Яков стоял у окна, барабанил по стеклу пальцами. Артамонову казалось, что и сын против него, а
Мирон едко спрашивал...
Ему было приятно видеть, как сердятся
Мирон и Татьяна, но молчание Якова — смущало, он верил деловитости сына, догадывался, что поступил против его интересов, а вовлечь Якова в этот спор, спросить: как он думает? — не позволяло самолюбие. Он лежал и огрызался, рычал, а Мирон долбил, качая носом...
Артамонов знал, что именно
Мирон метит в честные люди и что отец его ездил в Москву хлопотать, чтоб Мирона кто-то там назначил кандидатом в государеву думу. И смешно и опасно представить этого журавля-племянника близко к царю. Вдруг вбежал растрёпанный, расстёгнутый Алексей и запрыгал, затрещал...
Явился
Мирон и, не здороваясь, расхаживая по комнате пружинной походкой, стал грозить...
После скандала с петицией Воропонова
Мирон стал для него окончательно, непримиримо противен, но он видел, что фабрика всецело в руках этого человека, Мирон ведёт дело ловко, уверенно, рабочие слушают его или боятся; они ведут себя смирнее городских.
Мирон брезгливо сморщил нос и сказал, не глядя на тётку...
Особенно же и как-то подавляюще, страшно глуп этот носатый дятел
Мирон; считая себя самым отличным умником в России, он, кажется, видит себя в будущем министром, и уже теперь не скрывает, что только ему одному ясно, что надо делать, как все люди должны думать.
За два, три мятежных года Яков не заметил ничего особенно опасного на фабрике, но речи
Мирона, тревожные вздохи дяди Алексея, газеты, которые Артамонов младший не любил читать, но которые с навязчивой услужливостью и нескрываемой, злорадной угрозой рассказывали о рабочем движении, печатали речи представителей рабочих в Думе, — всё это внушало Якову чувство вражды к людям фабрики, обидное чувство зависимости от них.
Нужно ли рассказать об этом
Мирону?
Цитаты из русской классики со словом «мирон»
Для суда над попом
Мироном, дьячком Арефой и писчиком Терешкой собрались в Усторожье все: и воевода Полуект Степаныч, и игумен Моисей, и Гарусов, и маэор Мамеев. Долго допрашивали виновных, а Терешку даже пытали. Связали руки и ноги, продели оглоблю и поджаривали над огнем, как палят свиней к празднику. Писчик Терешка не вынес этой пытки и «волею божиею помре», как сказано было в протоколе допроса. Попа
Мирона и дьячка Арефу присудили к пострижению в монастырь.
— Помилуйте вы меня,
Мирон Осипович! Человек вы умный, и умнее вас я в свой век никого не знавала и не видала, а что ни скажете, что ни сделаете, что ни выдумаете, то все это так глупо, что совершенно надобно удивляться, плюнуть (тут маменька в самом деле плюнули) и замолчать. — Но они плюнуть плюнули, а замолчать не замолчали и продолжали в том же духе.
А лошади, тройка саврасых, были уже на местах. Одну, Машку, продали цыганам за 18 рублей, другого, Пестрого, променяли мужику за 40 верст, Красавчика загнали и зарезали. Продали шкуру за 3 рубля. Всему делу этому был руководчиком Иван
Миронов. Он служил у Петра Николаича и знал порядки Петра Николаича и решил вернуть свои денежки. И устроил дело.
Во главе золотопромышленников стояли Тарас Ермилыч Злобин, а потом старик
Мирон Никитич Ожигов.
Или опять:
Мирону Степанычу намеднись без зачета лоб забрили — за что про что?
Предложения со словом «мирон»
- – Да что ты говоришь? А я скажу, вы тут одним мироном намазаны – воры и коррупционеры. Только и думаете, как друг друга обворовать. Я что, не прав?
- Мирон проследил за моим взглядом и отпустил, поднимая руки вверх.
- Только соотечественники, объединившиеся в единый целый народ – в армию, добывали победы во всём для своей страны и продолжают это делать в мироне время на мирном поприще.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «мирон»
Дополнительно