Неточные совпадения
После обеда другие дрёмовцы видели неведомого
человека за рекою,
на «Коровьем языке»,
на мысу, земле князей Ратских; ходил
человек в кустах тальника, меряя песчаный мыс ровными, широкими шагами,
глядел из-под ладони
на город,
на Оку и
на петлисто запутанный приток её, болотистую речку Ватаракшу [устар. негодный, неуклюжий — Ред.].
Баймаков слушал, молча
глядя в угол,
на иконы, и плакал, Ульяна тоже всхлипывала, а этот
человек говорил с досадой...
— Тут гадать не о чем, — сказала Ерданская, — я тебе, душа, прямо скажу: ты за этого
человека держись. У меня не зря глаза
на лоб лезут, — я
людей знаю, я их проникаю, как мою колоду карт. Ты
гляди, как он удачлив, все дела у него шаром катятся, наши-то мужики только злые слюни пускают от зависти к нему. Нет, душа, ты его не бойся, он не лисой живёт, а медведем.
— И матушке не надо бы, — ответила она тихо и печально, стоя
на скамье и
глядя в тесный круг
людей, через их головы; покачнувшись, она схватилась рукою за плечо Петра.
Когда ему удавалось выскользнуть
на краткое время, выломиться из ограниченного круга забот о фабрике, он снова чувствовал себя в густом тумане неприязни к
людям, недовольства собою. Было только одно светлое пятно — любовь к сыну, но и эта любовь покрылась тенью мальчика Никонова или ушла глубже под тяжестью убийства.
Глядя на Илью, он иногда ощущал потребность сказать ему...
Старшая дочь Елена, широколицая, широкобёдрая баба, избалованная богатством и пьяницей мужем, была совершенно чужим
человеком; она изредка приезжала навестить родителей, пышно одетая, со множеством колец
на пальцах. Позванивая золотыми цепочками, брелоками,
глядя сытыми глазами в золотой лорнет, она говорила усталым голосом...
Глядя на фабрику и
на всё рождённое ею,
человек этот внушал...
Она уходила в угол и сидела там,
глядя тусклыми глазами
на бывшего
человека, с которым истратила всю свою жизнь. У неё тряслась голова, руки двигались неверно, как вывихнутые, она похудела, оплыла, как сальная свеча.
Через день, прожитый беспокойно, как пред экзаменом, стоя на перроне вокзала, он увидел первой Алину: явясь в двери вагона,
глядя на людей сердитым взглядом, она крикнула громко и властно:
— Конечно, летаю, — ответил он. — Но только с каждым годом все ниже и ниже. Прежде, в детстве, я летал под потолком. Ужасно смешно было
глядеть на людей сверху: как будто они ходят вверх ногами. Они меня старались достать половой щеткой, но не могли. А я все летаю и все смеюсь. Теперь уже этого нет, теперь я только прыгаю, — сказал Ромашов со вздохом. — Оттолкнусь ногами и лечу над землей. Так, шагов двадцать — и низко, не выше аршина.
— Найа́гара, Найа́гара-фолл, — сказал кондуктор, торопливо проходя вдоль поезда, и тронул лозищанина за рукав, с удивлением
глядя на человека, который один сидит в своем углу и не смотрит Ниагару.
Неточные совпадения
Левин положил брата
на спину, сел подле него и не дыша
глядел на его лицо. Умирающий лежал, закрыв глаза, но
на лбу его изредка шевелились мускулы, как у
человека, который глубоко и напряженно думает. Левин невольно думал вместе с ним о том, что такое совершается теперь в нем, но, несмотря
на все усилия мысли, чтоб итти с ним вместе, он видел по выражению этого спокойного строгого лица и игре мускула над бровью, что для умирающего уясняется и уясняется то, что всё так же темно остается для Левина.
— Да нет, Костя, да постой, да послушай! — говорила она, с страдальчески-соболезнующим выражением
глядя на него. — Ну, что же ты можешь думать? Когда для меня нет
людей, нету, нету!… Ну хочешь ты, чтоб я никого не видала?
— Может быть, и да, — сказал Левин. — Но всё-таки я любуюсь
на твое величие и горжусь, что у меня друг такой великий
человек. Однако ты мне не ответил
на мой вопрос, — прибавил он, с отчаянным усилием прямо
глядя в глаза Облонскому.
— Я несчастлива? — сказала она, приближаясь к нему и с восторженною улыбкой любви
глядя на него, — я — как голодный
человек, которому дали есть. Может быть, ему холодно, и платье у него разорвано, и стыдно ему, но он не несчастлив. Я несчастлива? Нет, вот мое счастье…
Дарья Александровна всем интересовалась, всё ей очень нравилось, но более всего ей нравился сам Вронский с этим натуральным наивным увлечением. «Да, это очень милый, хороший
человек», думала она иногда, не слушая его, а
глядя на него и вникая в его выражение и мысленно переносясь в Анну. Он так ей нравился теперь в своем оживлении, что она понимала, как Анна могла влюбиться в него.