Неточные совпадения
Так ничего особенного
и не
узнали об этом человеке,
и было это неприятно, как будто кто-то постучал ночью в окно
и скрылся, без слов предупредив о грядущей беде.
Жили Артамоновы ни с кем не знакомясь, хозяйство их вела толстая старуха, вся в чёрном, она повязывала голову чёрным платком
так, что, концы его торчали рогами, говорила каким-то мятым языком, мало
и непонятно, точно не русская; от неё ничего нельзя было
узнать об Артамоновых.
Но через восемь суток Алексей встал, влажно покашливая, харкая кровью; он начал часто ходить в баню, парился, пил водку с перцем; в глазах его загорелся тёмный угрюмый огонь, это сделало их ещё более красивыми. Он не хотел сказать, кто избил его, но Ерданская
узнала, что бил Степан Барский, двое пожарных
и мордвин, дворник Воропонова. Когда Артамонов спросил Алексея:
так ли это? — тот ответил...
— А если она
и не добра,
так притвориться может на твой час. Бабы — любопытные, всякой хочется другого мужика попробовать,
узнать — есть ли что слаще сахара? Нашему же брату — много ли надо? Раз, два — вот
и сыт
и здоров. А ты — сохнешь. Ты — попытайся, скажи, авось она согласится.
Именно
так он
и сказал: отдохни. Это слово, глупое
и дерзкое, вместе с напоминанием о брате, притаившемся где-то за болотами, в бедном лесном монастыре, вызывало у Пётра тревожное подозрение: кроме того, что Тихон рассказал о Никите, вынув его из петли, он, должно быть,
знает ещё что-то постыдное, он как будто ждёт новых несчастий, мерцающие его глаза внушают...
С мужем она обращалась
так, как будто была старше
и знала себя умнее его. Алексей не обижался на это, называл её тётей
и лишь изредка, с лёгкой досадой, говорил...
Артамонов
знал, что
такой силой Глеб не обладает,
и, слушая его неуверенную речь, слова которой колебались, видимо, боясь кого-то обидеть, он вдруг сказал...
— Да что ты меня учишь? Не
знаю я, что ли, как надо говорить? Я — не слепая, я вижу, как подхалим этот ко всем, даже к Тихону, ластится: вот я
и говорю: ласков, как жидёнок, а ласковые — опасные.
Знала я
такого, ласкового…
Он слишком хорошо
знал, что
такое жена,
и у него не было причин думать, что любовница может быть чем-то или как-то лучше женщины, чьи пресные, обязательные ласки почти уже не возбуждали его.
Артамонов старший слушал, покрякивая, много ел, старался меньше пить
и уныло чувствовал себя среди этих людей зверем другой породы. Он
знал: все они — вчерашние мужики; видел во всех что-то разбойное, сказочное, внушающее почтение к ним
и общее с его отцом. Конечно, отец был бы с ними
и в деле
и в кутежах, он, вероятно,
так же распутничал бы
и жёг деньги, точно стружку. Да, деньги — стружка для этих людей, которые неутомимо, со всею силой строгают всю землю, друг друга, деревню.
Ночь становилась всё холодней; рука, державшая револьвер, ныла от холода; до полицейского управления — далеко, там, конечно, все спят. Яков сердито сопел, не
зная, как решить, сожалея, что сразу не застрелил этого коренастого парня, с
такими кривыми ногами, как будто он всю жизнь сидел верхом на бочке.
И вдруг он услыхал слова, поразившие его своей неожиданностью...
— Да, вот
так… Вы — не
знаете, а у дьяконицы в бане собираются социалисты
и опять говорят о бунте, книжки читают…
— А ты, Тихон, всё своё долбишь! — заговорил Артамонов. — Вот, Яков, гляди: наткнулся мужик на одну думу — как волк в капкан попал. Вот
так же
и брат твой. Ты, Никита, про Илью
знаешь?
Неточные совпадения
Купцы.
Так уж сделайте
такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то есть, не поможете в нашей просьбе, то уж не
знаем, как
и быть: просто хоть в петлю полезай.
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть
и большая честь вам, да все,
знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли…
И батюшка будет гневаться, что
так замешкались.
Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые
так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально,
и почему ж сторожу
и не завесть его? только,
знаете, в
таком месте неприлично… Я
и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Как бы, я воображаю, все переполошились: «Кто
такой, что
такое?» А лакей входит (вытягиваясь
и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи,
и не
знают, что
такое значит «прикажете принять».
Хлестаков. Черт его
знает, что
такое, только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят!
И челюсти заболят, если съешь один
такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя;
и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?