Меня и не тянула улица, если на ней было тихо, но когда я слышал веселый ребячий гам, то убегал со двора, не
глядя на дедов запрет. Синяки и ссадины не обижали, но неизменно возмущала жестокость уличных забав, — жестокость, слишком знакомая мне, доводившая до бешенства. Я не мог терпеть, когда ребята стравливали собак или петухов, истязали кошек, гоняли еврейских коз, издевались над пьяными нищими и блаженным Игошей Смерть в Кармане.
Неточные совпадения
Дед с матерью шли впереди всех. Он был ростом под руку ей, шагал мелко и быстро, а она,
глядя на него сверху вниз, точно по воздуху плыла. За ними молча двигались дядья: черный гладковолосый Михаил, сухой, как
дед; светлый и кудрявый Яков, какие-то толстые женщины в ярких платьях и человек шесть детей, все старше меня и все тихие. Я шел с бабушкой и маленькой теткой Натальей. Бледная, голубоглазая, с огромным животом, она часто останавливалась и, задыхаясь, шептала...
Дед встал боком к ней и,
глядя на стол, где всё было опрокинуто, пролито, тихо проговорил...
Она встала и ушла, держа руку перед лицом, дуя
на пальцы, а
дед, не
глядя на меня, тихо спросил...
Очнулся я в парадной комнате, в углу, под образа-ми,
на коленях у
деда;
глядя в потолок, он покачивал меня и говорил негромко...
Отвалившись
на вышитую шерстями спинку старинного кресла и всё плотнее прижимаясь к ней, вскинув голову,
глядя в потолок, он тихо и задумчиво рассказывал про старину, про своего отца: однажды приехали в Балахну разбойники грабить купца Заева,
дедов отец бросился
на колокольню бить набат, а разбойники настигли его, порубили саблями и сбросили вниз из-под колоколов.
На мое горе,
дед оказался дома; он встал пред грозным стариком, закинув голову, высунув бородку вперед, и торопливо говорил,
глядя в глаза, тусклые и круглые, как семишники...
Дед таинственно беседовал с мастером, показывая ему что-то
на пальцах, а тот, приподняв бровь,
глядел в сторону матери, кивал головою, и жидкое его лицо неуловимо переливалось.
Открыв осторожно тяжелую корку переплета,
дед надевал очки в серебряной оправе и,
глядя на эту надпись, долго двигал носом, прилаживая очки.
Стоя на дворе маленькими кучками, люди разговаривали, сумрачно поглядывая на тело убитой, кто-то прикрыл голову её мешком из-под углей. В дверях кузни, на место, где сидел Савелий, сел городовой с трубкой в зубах. Он курил, сплёвывал слюну и, мутными глазами
глядя на деда Еремея, слушал его речь.
Неточные совпадения
А тут, подле нее,
на ступеньках, сумасшедший этот старик,
дед,
глядит на нее остановившимся взглядом…
И когда придет час меры в злодействах тому человеку, подыми меня, Боже, из того провала
на коне
на самую высокую гору, и пусть придет он ко мне, и брошу я его с той горы в самый глубокий провал, и все мертвецы, его
деды и прадеды, где бы ни жили при жизни, чтобы все потянулись от разных сторон земли грызть его за те муки, что он наносил им, и вечно бы его грызли, и повеселился бы я,
глядя на его муки!
Тетка покойного
деда рассказывала, — а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик,
на который
глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись,
на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками), падали курчавыми кудрями
на шитый золотом кунтуш.
Любо
глянуть с середины Днепра
на высокие горы,
на широкие луга,
на зеленые леса! Горы те — не горы: подошвы у них нет, внизу их, как и вверху, острая вершина, и под ними и над ними высокое небо. Те леса, что стоят
на холмах, не леса: то волосы, поросшие
на косматой голове лесного
деда. Под нею в воде моется борода, и под бородою и над волосами высокое небо. Те луга — не луга: то зеленый пояс, перепоясавший посередине круглое небо, и в верхней половине и в нижней половине прогуливается месяц.
Деду уже и прискучило; давай шарить в кармане, вынул люльку, посмотрел вокруг — ни один не
глядит на него.