Неточные совпадения
В субботу, перед всенощной, кто-то привел меня в кухню; там было темно и тихо. Помню плотно прикрытые двери в сени и в комнаты, а за
окнами серую муть осеннего вечера, шорох дождя. Перед черным челом печи на
широкой скамье сидел сердитый, непохожий на себя Цыганок; дедушка, стоя в углу у лохани, выбирал из ведра с водою длинные прутья, мерял их, складывая один с другим, и со свистом размахивал ими по воздуху. Бабушка, стоя где-то в темноте, громко нюхала табак и ворчала...
Дед засек меня до потери сознания, и несколько дней я хворал, валяясь вверх спиною на
широкой жаркой постели в маленькой комнате с одним
окном и красной, неугасимой лампадой в углу пред киотом со множеством икон.
Каждую пятницу Цыганок запрягал в
широкие сани гнедого мерина Шарапа, любимца бабушки, хитрого озорника и сластену, надевал короткий, до колен, полушубок, тяжелую шапку и, туго подпоясавшись зеленым кушаком, ехал на базар покупать провизию. Иногда он не возвращался долго. Все в доме беспокоились, подходили к
окнам и, протаивая дыханием лед на стеклах, заглядывали на улицу.
В кухне, среди пола, лежал Цыганок, вверх лицом;
широкие полосы света из
окон падали ему одна на голову, на грудь, другая — на ноги.
Поцеловав меня, она ушла, а мне стало нестерпимо грустно, я выскочил из
широкой, мягкой и жаркой кровати, подошел к
окну и, глядя вниз на пустую улицу, окаменел в невыносимой тоске.
И вот я, немножко испуганный грозящим нашествием буйного дяди, но гордый поручением, возложенным на меня, торчу в
окне, осматривая улицу;
широкая, она покрыта густым слоем пыли; сквозь пыль высовывается опухолями крупный булыжник.
Он ударил ее колом по руке; было видно, как, скользнув мимо
окна, на руку ей упало что-то
широкое, а вслед за этим и сама бабушка осела, опрокинулась на спину, успев еще крикнуть...
А Григорий Иванович молчал. Черные очки его смотрели прямо в стену дома, в
окно, в лицо встречного; насквозь прокрашенная рука тихонько поглаживала
широкую бороду, губы его были плотно сжаты. Я часто видел его, но никогда не слыхал ни звука из этих сомкнутых уст, и молчание старика мучительно давило меня. Я не мог подойти к нему, никогда не подходил, а напротив, завидя его, бежал домой и говорил бабушке...
И свояченица, всхлипывая, рассказала, как схватили ее хлопцы в охапку на улице и, несмотря на сопротивление, опустили в
широкое окно хаты и заколотили ставнем. Писарь взглянул: петли у широкого ставня оторваны, и он приколочен только сверху деревянным брусом.
Было далеко за полночь, когда Сергей, лежавший на полу рядом с дедушкой, осторожно поднялся и стал бесшумно одеваться. Сквозь
широкие окна лился в комнату бледный свет месяца, стелился косым, дрожащим переплетом по полу и, падая на спящих вповалку людей, придавал их лицам страдальческое и мертвое выражение.
Он стоит у
широкого окна, равнодушно прислушиваясь к гулу этого большого улья, рассеянно, без интереса, со скукою глядя на пестрое суетливое движение. К нему подходит невысокий офицер с капитанскими погонами — он худощав и смугло румян, черные волосы разделены тщательным пробором. Чуть-чуть заикаясь, спрашивает он Александрова:
Старик жил в длинной и узкой белой комнате, с потолком, подобным крышке гроба. Против двери тускло светилось
широкое окно, в левом углу у входа маленькая печь, по стене налево вытянулась кровать, против неё растопырился продавленный рыжий диван. Крепко пахло камфорой и сухими травами.
Неточные совпадения
Несмотря на то, что снаружи еще доделывали карнизы и в нижнем этаже красили, в верхнем уже почти всё было отделано. Пройдя по
широкой чугунной лестнице на площадку, они вошли в первую большую комнату. Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные
окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен, и столяры, строгавшие поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться с господами.
«Там видно будет», сказал себе Степан Аркадьич и, встав, надел серый халат на голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом и, вдоволь забрав воздуха в свой
широкий грудной ящик, привычным бодрым шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, подошел к
окну, поднял стору и громко позвонил. На звонок тотчас же вошел старый друг, камердинер Матвей, неся платье, сапоги и телеграмму. Вслед за Матвеем вошел и цирюльник с припасами для бритья.
Вера все это заметила: на ее болезненном лице изображалась глубокая грусть; она сидела в тени у
окна, погружаясь в
широкие кресла… Мне стало жаль ее…
Таким образом одевшись, покатился он в собственном экипаже по бесконечно
широким улицам, озаренным тощим освещением из кое-где мелькавших
окон.
Подъезжая к крыльцу, заметил он выглянувшие из
окна почти в одно время два лица: женское, в чепце, узкое, длинное, как огурец, и мужское, круглое,
широкое, как молдаванские тыквы, называемые горлянками, из которых делают на Руси балалайки, двухструнные легкие балалайки, красу и потеху ухватливого двадцатилетнего парня, мигача и щеголя, и подмигивающего и посвистывающего на белогрудых и белошейных девиц, собравшихся послушать его тихоструйного треньканья.