Неточные совпадения
Булычов. Всё — отцы. Бог — отец,
царь — отец, ты — отец, я — отец. А силы у нас — нет. И все живем на
смерть. Я — не про себя, я про войну, про большую
смерть. Как в цирке зверя-тигра выпустили из клетки на людей.
Пропотей. Вот — низвергнут
царь, и погибает царство, идо же царствует грех,
смерть и смрад! Гудит метелица, гудит распутица. (Гудит. Указывает посохом на Глафиру.) Дьявол во образе женском рядом с тобой — отгони.
Неточные совпадения
Нет-с, книги книгам рознь. А если б, между нами, // Был ценсором назначен я, // На басни бы налег; ох! басни —
смерть моя! // Насмешки вечные над львами! над орлами! // Кто что ни говори: // Хотя животные, а всё-таки
цари.
— Люди Иисуса Христа,
царя и бога нашего, миродавца, миролюбца, приявшего
смерть за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна, и воскресшего…
К ногам злодея молча пасть, // Как бессловесное созданье, //
Царем быть отдану во власть // Врагу
царя на поруганье, // Утратить жизнь — и с нею честь, // Друзей с собой на плаху весть, // Над гробом слышать их проклятья, // Ложась безвинным под топор, // Врага веселый встретить взор // И
смерти кинуться в объятья, // Не завещая никому // Вражды к злодею своему!..
Быть может, когда-нибудь другой художник, после
смерти страдальца, стряхнет пыль с этих листов и с благочестием издаст этот архитектурный мартиролог, за которым прошла и изныла сильная жизнь, мгновенно освещенная ярким светом и затертая, раздавленная потом, попавшись между царем-фельдфебелем, крепостными сенаторами и министрами-писцами.
Верхний полукруг окна осветился выглянувшей из-за облака луной, снова померк… Часы бьют полночь. С двенадцатым ударом этих часов в ближайшей зале забили другие — и с новым двенадцатым ударом в более отдаленной зале густым, бархатным басом бьют старинные английские часы, помнящие севастопольские разговоры и, может быть, эпиграммы на
царей Пушкина и страстные строфы Лермонтова на
смерть поэта…