Неточные совпадения
— Совершенно невозможный для общежития народ, вроде как
блаженный и безумный. Каждая нация имеет своих воров, и ничего против них не скажешь, ходят
люди в своей профессии нормально, как в резиновых калошах. И — никаких предрассудков, все понятно. А у нас самый ничтожный человечишка, простой карманник, обязательно с фокусом, с фантазией. Позвольте рассказать… По одному поручению…
«Узнает?» — соображал Самгин, не желая, чтоб Диомидов узнал его, затем подумал, что этот
человек, наверное, сознательно делает себя похожим на икону Василия
Блаженного.
— Ну, и братию монашескую начал казнить немилостиво. Кому голову отрубит, кого в воду бросит. Из всего монашеского состава спасся один старец Мисаил. Он убежал в болото и три дня просидел в воде по горло. Искали, искали и никак не могли сыскать… Господь сохранил
блаженного человека, а он в память о чуде и поставил обитель Нечаянные Радости. А царь Иван Грозный сделал в Бобыльскую обитель большой вклад на вечный помин своей царской души.
И тотчас же звери покинули его и отошли прочь. Мудрый зверь остался один. Не пришлось ему сыграть среди зверей роли, которую сыграл смешной человек Достоевского среди
блаженных людей планеты-двойника. И подумал мудрый зверь:
Неточные совпадения
«Леонтий, бабушка! — мечтал он, — красавицы троюродные сестры, Верочка и Марфенька! Волга с прибрежьем, дремлющая,
блаженная тишь, где не живут, а растут
люди и тихо вянут, где ни бурных страстей с тонкими, ядовитыми наслаждениями, ни мучительных вопросов, никакого движения мысли, воли — там я сосредоточусь, разберу материалы и напишу роман. Теперь только закончу как-нибудь портрет Софьи, распрощаюсь с ней — и dahin, dahin! [туда, туда! (нем.)]»
«Ну и пусть их, ну и пусть их, — говорила сентенциозно Грушенька с
блаженным видом в лице, — кой-то денек выйдет им повеселиться, так и не радоваться
людям?» Калганов же смотрел так, как будто чем запачкался.
По словам матушки, которая часто говорила: «Вот уйду к Троице, выстрою себе домичек» и т. д., — монастырь и окружающий его посад представлялись мне местом успокоения, куда не проникают ни нужда, ни болезнь, ни скорбь, где
человек, освобожденный от житейских забот, сосредоточивается — разумеется, в хорошеньком домике, выкрашенном в светло-серую краску и весело смотрящем на улицу своими тремя окнами, — исключительно в самом себе, в сознании
блаженного безмятежия…
Лишь изредка происходил прорыв к действительному самопознанию, например, в «Исповеди»
блаженного Августина, у Паскаля, у Амиеля, у Достоевского, у Кирхегардта, у
людей XIX и XX века, экзальтировавших субъект-личность на счет подавлявшей ее объективации.
Замараевы, устраиваясь по-городски, не забывали своей деревенской скупости, которая переходила уже в жадность благодаря легкой наживе. У себя дома они питались редькой и горошницей, выгадывая каждую копейку и мечтая о том
блаженном времени, когда, наконец, выдерутся в настоящие
люди и наверстают претерпеваемые лишения. Муж и жена шли рука об руку и были совершенно счастливы.