Неточные совпадения
Когда приехали на каникулы Борис Варавка и Туробоев, Клим прежде всех
заметил, что Борис, должно быть, сделал что-то очень дурное и
боится, как бы об этом не узнали.
— Ванька, в сущности, добрая душа, а грубит только потому, что не
смеет говорить иначе,
боится, что глупо будет. Грубость у него — признак ремесла, как дурацкий шлем пожарного.
Клим
заметил, что историк особенно внимательно рассматривал Томилина и даже как будто
боялся его; может быть, это объяснялось лишь тем, что философ, входя в зал редакции, пригибал рыжими ладонями волосы свои, горизонтально торчавшие по бокам черепа, и, не зная Томилина, можно было понять этот жест как выражение отчаяния...
«Я —
боюсь», — сознался он, хлопнув себя папкой по коленям, и швырнул ее на диван. Было очень обидно чувствовать себя трусом, и было бы еще хуже, если б Варвара
заметила это.
Лицо Попова налилось бурой кровью, глаза выкатились, казалось, что он усиленно старается не задремать, но волосатые пальцы нервозно барабанили по коленям, голова вращалась так быстро, точно он искал кого-то в толпе и
боялся не
заметить. На тестя он посматривал сердито, явно не одобряя его болтовни, и Самгин ждал, что вот сейчас этот неприятный человек начнет возражать тестю и затрещит бесконечный, бесплодный, юмористически неуместный на этом параде красивых женщин диалог двух русских, которые все знают.
— «Интеллигенция любит только справедливое распределение богатства, но не самое богатство, скорее она даже ненавидит и
боится его».
Боится? Ну, это ерундоподобно. Не очень
боится в наши дни. «В душе ее любовь к бедным обращается в любовь к бедности». Мм — не
замечал. Нет, это чепуховидно. Еще что? Тут много подчеркнуто, черт возьми! «До последних, революционных лет творческие, даровитые натуры в России как-то сторонились от революционной интеллигенции, не вынося ее высокомерия и деспотизма…»
«Такой же. Изломанный, двоедушный, хитрый. Бесчестный.
Боится быть понятым и притворяется искренним.
Метит в друзья. Но способен быть только слугой».
Пока «Секрет» шел руслом реки, Грэй стоял у штурвала, не доверяя руля матросу — он
боялся мели. Пантен сидел рядом, в новой суконной паре, в новой блестящей фуражке, бритый и смиренно надутый. Он по-прежнему не чувствовал никакой связи между алым убранством и прямой целью Грэя.
Зыбин был рад, что отделался от сына. Он спешил вырваться из Москвы, где
боялся мести Хвостова, о намерениях которого проучить его узнал стороной, и в тот же день выехал на почтовых в Вильну.
Неточные совпадения
Левин был благодарен Облонскому за то, что тот со своим всегдашним тактом,
заметив, что Левин
боялся разговора о Щербацких, ничего не говорил о них; но теперь Левину уже хотелось узнать то, что его так мучало, но он не
смел заговорить.
Когда прошло то размягченье, произведенное в ней близостью смерти, Алексей Александрович стал
замечать, что Анна
боялась его, тяготилась им и не могла смотреть ему прямо в глаза. Она как будто что-то хотела и не решалась сказать ему и, тоже как бы предчувствуя, что их отношения не могут продолжаться, чего-то ожидала от него.
Вронский, писав с нее, любовался ее красотой и средневековостью, и Анна не
смела себе признаться, что она
боится ревновать эту кормилицу, и поэтому особенно ласкала и баловала и ее и ее маленького сына.
— Я
боюсь, что тебе холодно будет наверху, —
заметила Долли, обращаясь к Анне, — мне хочется перевести тебя вниз, и мы ближе будем.
Они были дружны с Левиным, и поэтому Левин позволял себе допытывать Свияжского, добираться до самой основы его взгляда на жизнь; но всегда это было тщетно. Каждый раз, как Левин пытался проникнуть дальше открытых для всех дверей приемных комнат ума Свияжского, он
замечал, что Свияжский слегка смущался; чуть-заметный испуг выражался в его взгляде, как будто он
боялся, что Левин поймет его, и он давал добродушный и веселый отпор.