Неточные совпадения
— Что ты так пыжишься? — спросил его Дмитрий. Клим презрительно
усмехнулся и не ответил, он не любил
брата и считал его дурачком.
— Народники снова пошевеливаются, — сказал Дмитрий так одобрительно, что Климу захотелось
усмехнуться. Он рассматривал
брата равнодушно, как чужого, а
брат говорил об отце тоже как о чужом, но забавном человеке.
Туробоев
усмехнулся. Губы у него были разные, нижняя значительно толще верхней, темные глаза прорезаны красиво, но взгляд их неприятно разноречив, неуловим. Самгин решил, что это кричащие глаза человека больного и озабоченного желанием скрыть свою боль и что Туробоев человек преждевременно износившийся.
Брат спорил с Нехаевой о символизме, она несколько раздраженно увещевала его...
Клим
усмехнулся, но промолчал. Он уже приметил, что все студенты, знакомые
брата и Кутузова, говорят о профессорах, об университете почти так же враждебно, как гимназисты говорили об учителях и гимназии. В поисках причин такого отношения он нашел, что тон дают столь различные люди, как Туробоев и Кутузов. С ленивенькой иронией, обычной для него, Туробоев говорил...
Смутно поняв, что начал он слишком задорным тоном и что слова, давно облюбованные им, туго вспоминаются, недостаточно легко идут с языка, Самгин на минуту замолчал, осматривая всех. Спивак, стоя у окна, растекалась по тусклым стеклам голубым пятном.
Брат стоял у стола, держа пред глазами лист газеты, и через нее мутно смотрел на Кутузова, который,
усмехаясь, говорил ему что-то.
Для Клима наступило тяжелое время. Отношение к нему резко изменилось, и никто не скрывал этого. Кутузов перестал прислушиваться к его скупым, тщательно обдуманным фразам, здоровался равнодушно, без улыбки.
Брат с утра исчезал куда-то, являлся поздно, усталый; он худел, становился неразговорчив, при встречах с Климом конфузливо
усмехался. Когда Клим попробовал объясниться, Дмитрий тихо, но твердо сказал...
— Правильный постанов вопроса, — отозвался Лютов,
усмехаясь. — Жалею, что
брата вашего сцапали, он бы, вероятно, ответил вам.
— Всегда спокойная, холодная, а — вот, — заговорил он,
усмехаясь, но тотчас же оборвал фразу и неуместно чмокнул. — Пуаре? — переспросил он неестественно громко и неестественно оживленно начал рассказывать: — Он —
брат известного карикатуриста Каран-д’Аша, другой его
брат — капитан одного из пароходов Добровольного флота, сестра — актриса, а сам он был поваром у губернатора, затем околоточным надзирателем, да…
«Устроился и — конфузится, — ответил Самгин этой тишине, впервые находя в себе благожелательное чувство к
брату. — Но — как запуган идеями русский интеллигент», — мысленно
усмехнулся он. Думать о
брате нечего было, все — ясно! В газете сердито писали о войне, Порт-Артуре, о расстройстве транспорта, на шести столбцах фельетона кто-то восхищался стихами Бальмонта, цитировалось его стихотворение «Человечки...
— Не забудь! — говорил Дронов, прощаясь с ним на углу какого-то подозрительно тихого переулка. — Не торопись презирать меня, — говорил он,
усмехаясь. — У меня,
брат, к тебе есть эдакое чувство… близости, сродства, что ли…
Неточные совпадения
— А, это ты подхватил вчерашнее словцо, которым так обиделся Миусов… и что так наивно выскочил и переговорил
брат Дмитрий? — криво
усмехнулся он. — Да, пожалуй: «все позволено», если уж слово произнесено. Не отрекаюсь. Да и редакция Митенькина недурна.
— Нет, я и не думал думать, что ты пошляк. Ты умен, но… оставь, это я сдуру
усмехнулся. Я понимаю, что ты можешь разгорячиться, Миша. По твоему увлечению я догадался, что ты сам неравнодушен к Катерине Ивановне, я,
брат, это давно подозревал, а потому и не любишь
брата Ивана. Ты к нему ревнуешь?
Митька посмотрел было на него с удивлением, но тотчас же
усмехнулся и растянул рот до самых ушей, а от глаз пустил по вискам лучеобразные морщины и придал лицу своему самое хитрое выражение, как бы желая сказать: меня,
брат, надуть не так-то легко; я очень хорошо знаю, что ты идешь в Слободу не за ореховою скорлупою, а за чем-нибудь другим! Однако он этого не сказал, а только повторил,
усмехаясь:
Шалимов (
усмехаясь.) Ну,
брат… плохой ты товарищ.
— Какая у нас в деревне любовь? — ответил Степан и
усмехнулся. — Собственно, сударыня, ежели вам угодно знать, я женат во второй раз. Я сам не куриловский, а из Залегоща, а в Куриловку меня потом в зятья взяли. Значит, родитель не пожелал делить нас промежду себе — нас всех пять
братьев, я поклонился и был таков, пошел в чужую деревню, в зятья. А первая моя жена померла в молодых летах.