Клим понял, что Варавка не хочет говорить при нем, нашел это неделикатным, вопросительно
взглянул на мать, но не встретил ее глаз, она смотрела, как Варавка, усталый, встрепанный, сердито поглощает ветчину. Пришел Ржига, за ним — адвокат, почти до полуночи они и мать прекрасно играли, музыка опьянила Клима умилением, еще не испытанным, настроила его так лирически, что когда, прощаясь с матерью, он поцеловал руку ее, то, повинуясь силе какого-то нового чувства к ней, прошептал...
Клим искоса
взглянул на мать, сидевшую у окна; хотелось спросить: почему не подают завтрак? Но мать смотрела в окно. Тогда, опасаясь сконфузиться, он сообщил дяде, что во флигеле живет писатель, который может рассказать о толстовцах и обо всем лучше, чем он, он же так занят науками, что…
Неточные совпадения
— Ты что, Клим? — быстро спросила
мать, учитель спрятал руки за спину и ушел, не
взглянув на ученика.
Дома Клим сообщил
матери о том, что возвращается дядя, она молча и вопросительно
взглянула на Варавку, а тот, наклонив голову над тарелкой, равнодушно сказал...
Клим вспомнил слова Маргариты о
матери и, швырнув книгу
на пол,
взглянул в рощу. Белая, тонкая фигура Лидии исчезла среди берез.
Мать, испытующе
взглянув на него, спросила...
Только изредка, продолжая свое дело, ребенок, приподнимая свои длинные загнутые ресницы,
взглядывал на мать в полусвете казавшимися черными, влажными глазами.
Неточные совпадения
Мать взглянула на нее. Девочка разрыдалась, зарылась лицом в коленях
матери, и Долли положила ей
на голову свою худую, нежную руку.
Вошел Сережа, предшествуемый гувернанткой. Если б Алексей Александрович позволил себе наблюдать, он заметил бы робкий, растерянный взгляд, с каким Сережа
взглянул на отца, а потом
на мать. Но он ничего не хотел видеть и не видал.
Уже начинал было он полнеть и приходить в те круглые и приличные формы, в каких читатель застал его при заключении с ним знакомства, и уже не раз, поглядывая в зеркало, подумывал он о многом приятном: о бабенке, о детской, и улыбка следовала за такими мыслями; но теперь, когда он
взглянул на себя как-то ненароком в зеркало, не мог не вскрикнуть: «
Мать ты моя пресвятая! какой же я стал гадкий!» И после долго не хотел смотреться.
Я трепетал давеча, что
мать спросит
взглянуть на них, когда про Дунечкины часы заговорили.
Шагая взад и вперед по тесной моей комнате, я остановился перед ним и сказал,
взглянув на него грозно: «Видно, тебе не довольно, что я, благодаря тебя, ранен и целый месяц был
на краю гроба: ты и
мать мою хочешь уморить».