Самгин смотрел на нее с удовольствием и аппетитом, улыбаясь так добродушно, как только мог. Она — в бархатном платье цвета пепла, кругленькая, мягкая. Ее рыжие, гладко причесанные
волосы блестели, точно красноватое, червонное золото; нарумяненные морозом щеки, маленькие розовые уши, яркие, подкрашенные глаза и ловкие, легкие движения — все это делало ее задорной девчонкой, которая очень нравится сама себе, искренно рада встрече с мужчиной.
Неточные совпадения
Макаров, не вынимая пальцев из
волос, тяжело поднял голову; лицо его было истаявшее, скулы как будто распухли, белки красные, но взгляд
блестел трезво.
Ее
волосы, выгоревшие на висках, были повязаны белым платком, щеки упруго округлились, глаза
блестели оживленно.
В узеньком тупике между гнилых заборов человек двадцать мальчишек шумно играют в городки. В стороне лежит, животом на земле, Иноков, босый, без фуражки; встрепанные
волосы его
блестят на солнце шелком, пестрое лицо сморщено счастливой улыбкой, веснушки дрожат. Он кричит умоляющим тоном, возбужденно...
У него даже голос от огорчения стал другой, высокий, жалобно звенящий, а оплывшее лицо сузилось и выражало искреннейшее горе. По вискам, по лбу, из-под глаз струились капли воды, как будто все его лицо вспотело слезами, светлые глаза его
блестели сконфуженно и виновато. Он выжимал воду с
волос головы и бороды горстью, брызгал на песок, на подолы девиц и тоскливо выкрикивал...
Чешуйчатые ноги ее почти не касались пола, тяжелые космы
волос, переплетенных водорослями, оттягивали голову ее назад, мелкие, рыбьи зубы ее
блестели голодно и жадно.
Он ловко обрил
волосы на черепе и бороду Инокова, обнажилось неузнаваемо распухшее лицо без глаз, только правый, выглядывая из синеватой щели,
блестел лихорадочно и жутко. Лежал Иноков вытянувшись, точно умерший, хрипел и всхлипывающим голосом произносил непонятные слова; вторя его бреду, шаркал ветер о стены дома, ставни окон.
— Расчет дайте мне, Клим Иваныч, — разбудил его знакомо почтительный голос дворника; он стоял у двери прямо, как солдат, на нем был праздничный пиджак, по жилету извивалась двойная серебряная цепочка часов,
волосы аккуратно расчесаны и
блестели, так же как и ярко начищенные сапоги.
— Нам понимать некогда, мы все революции делаем, — откликнулся Безбедов, качая головой; белые глаза его масляно
блестели, лоснились
волосы, чем-то смазанные, на нем была рубашка с мягким воротом, с подбородка на клетчатый галстук капал пот.
Самгин вздрогнул, — между сосен стоял очень высокий, широкоплечий парень без шапки, с длинными
волосами дьякона, — его круглое безбородое лицо Самгин видел ночью. Теперь это лицо широко улыбалось, добродушно
блестели красивые, темные глаза, вздрагивали ноздри крупного носа, дрожали пухлые губы: сейчас вот засмеется.
Вышла. На плечах ее голубая накидка, обшитая мехом песца, каштановые
волосы накрыты золотистым кружевом, на шее внушительно
блестят изумруды.
Все, кроме Елены. Буйно причесанные рыжие
волосы, бойкие, острые глаза, яркий наряд выделял Елену, как чужую птицу, случайно залетевшую на обыкновенный птичий двор. Неслышно пощелкивая пальцами, улыбаясь и подмигивая, она шепотом рассказывала что-то бородатому толстому человеку, а он, слушая, вздувался от усилий сдержать смех, лицо его туго налилось кровью, и рот свой, спрятанный в бороде, он прикрывал салфеткой. Почти голый череп его
блестел так, как будто смех пробивался сквозь кость и кожу.
Голова его в шапке седых курчавых
волос, такими же
волосами густо заросло лицо, в бороде торчал нос, большой и прямой, точно у дятла,
блестели черные глаза.
Заговорили сразу человек десять. Алябьев кричал все более бешено, он вертелся, точно посаженный на кол, стучал палкой, двигал стул, встряхивая его, точно таскал человека за
волосы,
блестел металлами.
Неточные совпадения
— А пословица? — сказал князь, давно уж прислушиваясь к разговору и
блестя своими маленькими насмешливыми глазами, — при дочерях можно:
волос долог….
На сцене певица,
блестя обнаженными плечами и бриллиантами, нагибаясь и улыбаясь, собирала с помощью тенора, державшего ее за руку, неловко перелетавшие через рампу букеты и подходила к господину с рядом по середине блестевших помадой
волос, тянувшемуся длинными руками через рампу с какою-то вещью, — и вся публика в партере, как и в ложах, суетилась, тянулась вперед, кричала и хлопала.
Ему все мерещилось это чистое, нежное, боязливо приподнятое лицо; он чувствовал под ладонями рук своих эти мягкие
волосы, видел эти невинные, слегка раскрытые губы, из-за которых влажно
блистали на солнце жемчужные зубки.
Обломов сиял, идучи домой. У него кипела кровь, глаза
блистали. Ему казалось, что у него горят даже
волосы. Так он и вошел к себе в комнату — и вдруг сиянье исчезло и глаза в неприятном изумлении остановились неподвижно на одном месте: в его кресле сидел Тарантьев.
Тела почти совсем было не видно, только впалые глаза неестественно
блестели да нос вдруг резким горбом выходил из чащи, а концом опять упирался в
волосы, за которыми не видать было ни щек, ни подбородка, ни губ.