Неточные совпадения
Звон колокольчика и крик швейцара, возвестив время отхода поезда, прервал думы Самгина о
человеке, неприятном ему. Он оглянулся,
в зале суетились пассажиры, толкая друг друга, стремясь к выходу на перрон.
Сказав ему о своей «службе», она определила его догадку и усилила его ощущение опасности: она посматривала на
людей в зале, вызывающе прищурив глаза, и Самгин подумал, что ей, вероятно, знакомы скандалы и она не боится их.
Когда она начала есть, Клим подумал, что он впервые видит
человека, который умеет есть так изящно, с таким наслаждением, и ему показалось, что и все только теперь дружно заработали вилками и ножами, а до этой минуты
в зале было тихо.
Алина выплыла на сцену маленького, пропыленного театра такой величественно и подавляюще красивой, что
в темноте
зала проплыл тихий гул удивления, все
люди как-то покачнулись к сцене, и казалось, что на лысины мужчин, на оголенные руки и плечи женщин упала сероватая тень. И чем дальше, тем больше сгущалось впечатление, что
зал, приподнимаясь, опрокидывается на сцену.
В зале было
человек сорок, но тусклые зеркала
в простенках размножали
людей; казалось, что цыганки, маркизы, клоуны выскакивают, вывертываются из темных стен и
в следующую минуту наполнят
зал так тесно, что танцевать будет нельзя.
Самгин подошел к двери
в зал; там шипели, двигали стульями, водворяя тишину; пианист, точно обжигая пальцы о клавиши, выдергивал аккорды, а дама
в сарафане, воинственно выгнув могучую грудь, высочайшим голосом и
в тоне обиженного
человека начала петь...
Самгина сильно толкнули; это китаец, выкатив глаза, облизывая губы, пробивался к буфету. Самгин пошел за ним, посмотрел, как торопливо, жадно китаец выпил стакан остывшего чая и, бросив на блюдо бутербродов грязную рублевую бумажку, снова побежал
в залу. Успокоившийся писатель, наливая пиво
в стакан, внушал
человеку в голубом кафтане...
Он пошел
в залу, толкнув плечом монахиню, видел, что она отмахнулась от него четками, но не извинился. Пианист отчаянно барабанил русскую;
в плотном, пестром кольце
людей, хлопавших ладонями
в такт музыке, дробно топали две пары ног, плясали китаец и грузин.
Входя
в зал Омона,
человек испытывал впечатление именно вошедшего
в печь, полную ослепительно и жарко сверкающих огней.
В углу
зала поднялся, точно вполз по стене, опираясь на нее спиною, гладко остриженный, круглоголовый
человек в пиджаке с золотыми пуговицами и закричал...
В ярких огнях шумно ликовали подпившие
люди. Хмельной и почти горячий воздух, наполненный вкусными запахами,
в минуту согрел Клима и усилил его аппетит. Но свободных столов не было, фигуры женщин и мужчин наполняли
зал, как шрифт измятую страницу газеты. Самгин уже хотел уйти, но к нему, точно на коньках, подбежал белый официант и ласково пригласил...
— Просим! Про-осим! — заревели вдруг несколько
человек, привстав со стульев, глядя
в дальний угол
зала.
Бородатый
человек в золотых очках, стоя среди
зала, размахивая салфеткой над своей головой, сказал, как брандмейстер на пожаре...
Тут Самгин услыхал, что шум рассеялся, разбежался по углам, уступив место одному мощному и грозному голосу. Углубляя тишину, точно выбросив
людей из
зала, опустошив его, голос этот с поразительной отчетливостью произносил знакомые слова, угрожающе раскладывая их по знакомому мотиву. Голос звучал все более мощно, вызывая отрезвляющий холодок
в спине Самгина, и вдруг весь
зал точно обрушился, разломились стены, приподнялся пол и грянул единодушный, разрушающий крик...
Лютов захохотал;
в зале снова кипел оглушающий шум,
люди стонали, вопили...
Смешно раскачиваясь, Дуняша взмахивала руками, кивала медно-красной головой; пестренькое лицо ее светилось радостью; сжав пальцы обеих рук, она потрясла кулачком пред лицом своим и, поцеловав кулачок, развела руки, разбросила поцелуй
в публику. Этот жест вызвал еще более неистовые крики, веселый смех
в зале и на хорах. Самгин тоже усмехался, посматривая на
людей рядом с ним, особенно на толстяка
в мундире министерства путей, — он смотрел на Дуняшу
в бинокль и громко говорил, причмокивая...
Дня через два он вышел «на
люди», — сидел
в зале клуба, где пела Дуняша, и слушал доклад местного адвоката Декаполитова, председателя «Кружка поощрения кустарных ремесел».
В зале рассеянно сидели на всех рядах стульев
человек шестьдесят.
После тяжелой, жаркой сырости улиц было очень приятно ходить
в прохладе пустынных
зал. Живопись не очень интересовала Самгина. Он смотрел на посещение музеев и выставок как на обязанность культурного
человека, — обязанность, которая дает темы для бесед. Картины он обычно читал, как книги, и сам видел, что это обесцвечивает их.
Лектор взмахнул головой, многие из публики тоже подняли головы вверх,
в зале раздалось шипение, точно лопнуло что-то,
человек пять встали и пошли к двери.
Он торопливо и небрежно начал есть, а Самгин — снова слушать.
Людей в зале становилось меньше, голоса звучали более отчетливо, кто-то раздраженно кричал...
Все
люди в зале шевелились, точно весь
зал встряхнул чей-то толчок.
И вот он сидит
в углу дымного
зала за столиком, прикрытым тощей пальмой, сидит и наблюдает из-под широкого, веероподобного листа. Наблюдать — трудно, над столами колеблется пелена сизоватого дыма, и лица
людей плохо различимы, они как бы плавают и тают
в дыме, все глаза обесцвечены, тусклы. Но хорошо слышен шум голосов, четко выделяются громкие, для всех произносимые фразы, и, слушая их, Самгин вспоминает страницы ужина у банкира, написанные Бальзаком
в его романе «Шагреневая кожа».
Как всегда, Самгин напряженно слушал голоса
людей — источник мудрости.
Людей стало меньше,
в зале — просторней, танцевали уже три пары, и, хотя вкрадчиво, нищенски назойливо ныли скрипки, виолончель, — голоса
людей звучали все более сильно и горячо.
Неточные совпадения
Все дворяне сидели за перегородочками
в своих уездах. По середине
залы стоял
человек в мундире и тонким, громким голосом провозглашал:
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла с дочерью
в другой конец
залы к другим гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как
человек, который весело вышел на улицу, с тем чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда глупее ничего не может быть такого
человека: вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок
в кармане; не деньги ли? но деньги тоже
в кармане, все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый дух шепчет ему
в уши, что он позабыл что-то.
К ней подходил высокий молодой
человек, как я заключил, с целью пригласить ее; он был от нее
в двух шагах, я же — на противоположном конце
залы.
Хотя час был ранний,
в общем
зале трактирчика расположились три
человека. У окна сидел угольщик, обладатель пьяных усов, уже замеченных нами; между буфетом и внутренней дверью
зала, за яичницей и пивом помещались два рыбака. Меннерс, длинный молодой парень, с веснушчатым, скучным лицом и тем особенным выражением хитрой бойкости
в подслеповатых глазах, какое присуще торгашам вообще, перетирал за стойкой посуду. На грязном полу лежал солнечный переплет окна.
Андрей часто, отрываясь от дел или из светской толпы, с вечера, с бала ехал посидеть на широком диване Обломова и
в ленивой беседе отвести и успокоить встревоженную или усталую душу, и всегда испытывал то успокоительное чувство, какое испытывает
человек, приходя из великолепных
зал под собственный скромный кров или возвратясь от красот южной природы
в березовую рощу, где гулял еще ребенком.