Неточные совпадения
Он хотел зажечь лампу, встать, посмотреть на себя
в зеркало, но думы о Дронове связывали, угрожая какими-то неприятностями. Однако Клим без особенных усилий подавил эти думы, напомнив себе о Макарове, его угрюмых тревогах, о ничтожных «Триумфах женщин», «рудиментарном чувстве» и прочей смешной ерунде, которой жил этот
человек. Нет сомнения — Макаров все это выдумал для самоукрашения, и, наверное, он втайне развратничает больше других. Уж если он пьет, так должен и развратничать, это ясно.
Через час он шагал по блестящему полу пустой комнаты, мимо
зеркал в простенках пяти окон, мимо стульев, чинно и скучно расставленных вдоль стен, а со стен на него неодобрительно смотрели два лица, одно — сердитого
человека с красной лентой на шее и яичным желтком медали
в бороде, другое — румяной женщины с бровями
в палец толщиной и брезгливо отвисшей губою.
Самгин соскочил с постели и зашагал по комнате, искоса посматривая, как мелькает
в зеркале его лицо, нахмуренное, побледневшее от волнения, — лицо недюжинного
человека в очках, с остренькой, светлой бородкой.
Были часы, когда Климу казалось, что он нашел свое место, свою тропу. Он жил среди
людей, как между
зеркал, каждый
человек отражал
в себе его, Самгина, и
в то же время хорошо показывал ему свои недостатки. Недостатки ближних очень укрепляли взгляд Клима на себя как на
человека умного, проницательного и своеобразного.
Человека более интересного и значительного, чем сам он, Клим еще не встречал.
В зале было
человек сорок, но тусклые
зеркала в простенках размножали
людей; казалось, что цыганки, маркизы, клоуны выскакивают, вывертываются из темных стен и
в следующую минуту наполнят зал так тесно, что танцевать будет нельзя.
— Не знаю, — ответил Самгин, следя, как мимо двери стремительно мелькают цветисто одетые
люди, а двойники их, скользнув по
зеркалу, поглощаются серебряной пустотой. Подскакивая на коротеньких ножках, пронеслась Любаша
в паре с Гансом Саксом, за нею китаец промчал Татьяну.
У Омона Телепнева выступала
в конце программы, разыгрывая незатейливую сцену: открывался занавес, и пред глазами «всей Москвы» являлась богато обставленная уборная артистки; посреди ее, у
зеркала в три створки и
в рост
человека, стояла, спиною к публике, Алина
в пеньюаре, широком, как мантия.
Через полчаса он сидел во тьме своей комнаты, глядя
в зеркало,
в полосу света, свет падал на стекло, проходя
в щель неприкрытой двери, и показывал половину
человека в ночном белье, он тоже сидел на диване, согнувшись, держал за шнурок ботинок и раскачивал его, точно решал — куда швырнуть?
Самгин чувствовал себя
человеком, который случайно попал за кулисы театра,
в среду третьестепенных актеров, которые не заняты
в драме, разыгрываемой на сцене, и не понимают ее значения. Глядя на свое отражение
в зеркале, на сухую фигурку, сероватое, угнетенное лицо, он вспомнил фразу из какого-то французского романа...
Комната стала похожа на аквариум,
в голубоватой мгле шумно плескались бесформенные
люди, блестело и звенело стекло, из
зеркала выглядывали странные лица.
Дни потянулись медленнее, хотя каждый из них, как раньше, приносил с собой невероятные слухи, фантастические рассказы. Но
люди, очевидно, уже привыкли к тревогам и шуму разрушающейся жизни, так же, как привыкли галки и вороны с утра до вечера летать над городом. Самгин смотрел на них
в окно и чувствовал, что его усталость растет, становится тяжелей, погружает
в состояние невменяемости. Он уже наблюдал не так внимательно, и все, что
люди делали, говорили, отражалось
в нем, как на поверхности
зеркала.
Он быстро выпил стакан чаю, закурил папиросу и прошел
в гостиную, — неуютно, не прибрано было
в ней.
Зеркало мельком показало ему довольно статную фигуру
человека за тридцать лет, с бледным лицом, полуседыми висками и негустой острой бородкой. Довольно интересное и даже как будто новое лицо. Самгин оделся, вышел
в кухню, — там сидел товарищ Яков, рассматривая синий ноготь на большом пальце голой ноги.
На диване было неудобно, жестко, болел бок, ныли кости плеча. Самгин решил перебраться
в спальню, осторожно попробовал встать, — резкая боль рванула плечо, ноги подогнулись. Держась за косяк двери, он подождал, пока боль притихла, прошел
в спальню, посмотрел
в зеркало: левая щека отвратительно опухла, прикрыв глаз, лицо казалось пьяным и, потеряв какую-то свою черту, стало обидно похоже на лицо регистратора
в окружном суде,
человека, которого часто одолевали флюсы.
За церковью,
в углу небольшой площади, над крыльцом одноэтажного дома, изогнулась желто-зеленая вывеска: «Ресторан Пекин». Он зашел
в маленькую, теплую комнату, сел у двери,
в угол, под огромным старым фикусом;
зеркало показывало ему семерых
людей, — они сидели за двумя столами у буфета, и до него донеслись слова...
Рассматривая
в зеркале тусклые отражения этих
людей, Самгин увидел среди них ушастую голову Ивана Дронова. Он хотел встать и уйти, но слуга принес кофе; Самгин согнулся над чашкой и слушал.
В зеркало он видел, что лохматый
человек наблюдает за ним тоже недоброжелательно и, кажется, готов подойти к нему. Все это было очень скучно.
Самгин шагнул еще, наступил на горящую свечу и увидал
в зеркале рядом с белым стройным телом женщины
человека в сереньком костюме,
в очках, с острой бородкой, с выражением испуга на вытянутом, желтом лице — с открытым ртом.
Открыв глаза, он увидал лицо свое
в дыме папиросы отраженным на стекле
зеркала; выражение лица было досадно неумное, унылое и не соответствовало серьезности момента: стоит
человек, приподняв плечи, как бы пытаясь спрятать голову, и через очки, прищурясь, опасливо смотрит на себя, точно на незнакомого.
Самгин вздрогнул, ему показалось, что рядом с ним стоит кто-то. Но это был он сам, отраженный
в холодной плоскости
зеркала. На него сосредоточенно смотрели расплывшиеся, благодаря стеклам очков, глаза мыслителя. Он прищурил их, глаза стали нормальнее. Сняв очки и протирая их, он снова подумал о
людях, которые обещают создать «мир на земле и
в человецех благоволение», затем, кстати, вспомнил, что кто-то — Ницше? — назвал человечество «многоглавой гидрой пошлости», сел к столу и начал записывать свои мысли.
Неточные совпадения
Посмотревшись
в зеркало, Левин заметил, что он красен; но он был уверен, что не пьян, и пошел по ковровой лестнице вверх за Степаном Аркадьичем. Наверху, у поклонившегося, как близкому
человеку, лакея Степан Аркадьич спросил, кто у Анны Аркадьевны, и получил ответ, что господин Воркуев.
Быть можно дельным
человеком // И думать о красе ногтей: // К чему бесплодно спорить с веком? // Обычай деспот меж
людей. // Второй Чадаев, мой Евгений, // Боясь ревнивых осуждений, //
В своей одежде был педант // И то, что мы назвали франт. // Он три часа по крайней мере // Пред
зеркалами проводил // И из уборной выходил // Подобный ветреной Венере, // Когда, надев мужской наряд, // Богиня едет
в маскарад.
Теперь она собиралась ехать всем домом к обедне и
в ожидании, когда все домашние сойдутся, прохаживалась медленно по зале, сложив руки крестом на груди и почти не замечая домашней суеты, как входили и выходили
люди, чистя ковры, приготовляя лампы, отирая
зеркала, снимая чехлы с мебели.
Если оказывалась книга
в богатом переплете лежащею на диване, на стуле, — Надежда Васильевна ставила ее на полку; если западал слишком вольный луч солнца и играл на хрустале, на
зеркале, на серебре, — Анна Васильевна находила, что глазам больно, молча указывала
человеку пальцем на портьеру, и тяжелая, негнущаяся шелковая завеса мерно падала с петли и закрывала свет.
И если ужасался, глядясь сам
в подставляемое себе беспощадное
зеркало зла и темноты, то и неимоверно был счастлив, замечая, что эта внутренняя работа над собой, которой он требовал от Веры, от живой женщины, как
человек, и от статуи, как художник, началась у него самого не с Веры, а давно, прежде когда-то,
в минуты такого же раздвоения натуры на реальное и фантастическое.