Неточные совпадения
Он перевелся из другого города
в пятый класс; уже третий год, восхищая учителей успехами
в науках, смущал и раздражал их своим поведением.
Среднего роста, стройный, сильный, он ходил легкой, скользящей походкой, точно артист цирка. Лицо у него было не русское, горбоносое, резко очерченное, но его смягчали карие, женски ласковые глаза и невеселая улыбка красивых, ярких губ; верхняя уже поросла темным пухом.
Среднего роста, очень стройный, Диомидов был одет
в черную блузу, подпоясан широким ремнем; на ногах какие-то беззвучные, хорошо вычищенные сапоги. Клим заметил, что раза два-три этот парень, взглянув на него, каждый раз прикусывал губу, точно не решаясь спросить о чем-то.
— Ну — здравствуйте! — обратился незначительный человек ко всем. Голос у него звучный, и было странно слышать, что он звучит властно. Половина кисти левой руки его была отломлена, остались только три пальца: большой, указательный и
средний. Пальцы эти слагались у него щепотью, никоновским крестом. Перелистывая правой рукой узенькие страницы крупно исписанной книги, левой он непрерывно чертил
в воздухе затейливые узоры,
в этих жестах было что-то судорожное и не сливавшееся с его спокойным голосом.
Клим испытал гордость патриота, рассматривая
в павильоне
Средней Азии грубые подделки немцев под русскую парчу для Хивы и Бухары, под яркие ситца Морозовых и цветистый фарфор Кузнецовых.
Это был человек
среднего роста, одетый
в широкие, длинные одежды той неуловимой окраски, какую принимают листья деревьев поздней осенью, когда они уже испытали ожог мороза.
Он шел и смотрел, как вырастают казармы; они строились тремя корпусами
в форме трапеции,
средний был доведен почти до конца, каменщики выкладывали последние ряды третьего этажа, хорошо видно было, как на краю стены шевелятся фигурки
в красных и синих рубахах,
в белых передниках, как тяжело шагают вверх по сходням сквозь паутину лесов нагруженные кирпичами рабочие.
В другой раз он попал на дело, удивившее его своей анекдотической дикостью. На скамье подсудимых сидели четверо мужиков
среднего возраста и носатая старуха с маленькими глазами, провалившимися глубоко
в тряпичное лицо. Люди эти обвинялись
в убийстве женщины, признанной ими ведьмой.
Был он ниже
среднего роста, очень худенький,
в блузе цвета осенних туч и похожей на блузу Льва Толстого; он обладал лицом подростка, у которого преждевременно вырос седоватый клинушек бороды; его черненькие глазки неприятно всасывали Клима, лицо украшал остренький нос и почти безгубый ротик, прикрытый белой щетиной негустых усов.
В столовую влез как-то боком, точно
в трамвай, человек
среднего роста, плотный, чернобородый, с влажными глазами и недовольным лицом.
Он мог бы не говорить этого, череп его блестел, как тыква, окропленная росою.
В кабинете редактор вытер лысину, утомленно сел за стол, вздохнув, открыл
средний ящик стола и положил пред Самгиным пачку его рукописей, — все это, все его жесты Клим видел уже не раз.
Среднего роста, он был не толст, но кости у него широкие и одет он во все толстое. Руки тяжелые, неловкие, они прятались
в карманы, под стол, как бы стыдясь широты и волосатости кистей. Оказалось, что он изъездил всю Россию от Астрахани до Архангельска и от Иркутска до Одессы, бывал на Кавказе,
в Финляндии.
Рындин — разорившийся помещик, бывший товарищ народовольцев, потом — толстовец, теперь — фантазер и анархист, большой, сутулый, лет шестидесяти, но очень моложавый; у него грубое, всегда нахмуренное лицо, резкий голос, длинные руки. Он пользуется репутацией человека безгранично доброго, человека «не от мира сего». Старший сын его сослан,
средний — сидит
в тюрьме, младший, отказавшись учиться
в гимназии, ушел из шестого класса
в столярную мастерскую. О старике Рындине Татьяна сказала...
Поздно вечером к нему
в гостиницу явился человек
среднего роста, очень стройный, но голова у него была несоразмерно велика, и поэтому он казался маленьким. Коротко остриженные, но прямые и жесткие волосы на голове торчали
в разные стороны, еще более увеличивая ее. На круглом, бритом лице — круглые выкатившиеся глаза, толстые губы, верхнюю украшали щетинистые усы, и губа казалась презрительно вздернутой. Одет он
в белый китель, высокие сапоги,
в руке держал солидную палку.
Рядом с Климом, на куче досок, остробородый человек
средних лет,
в изорванной поддевке и толстая женщина лет сорока; когда Диомидов сказал о зачатии Самсона, она пробормотала...
Когда Муромский встал, он оказался человеком
среднего роста, на нем была черная курточка, похожая на блузу; ноги его,
в меховых туфлях, напоминали о лапах зверя. Двигался он слишком порывисто для военного человека. За обедом оказалось, что он не пьет вина и не ест мяса.
Самгин постоял
в саду часа полтора и убедился, что
средний городской обыватель чего-то побаивается, но обезьянье любопытство заглушает его страх. О политическом значении события эти люди почти не говорят, может быть, потому, что не доверяют друг другу, опасаются сказать лишнее.
Из двери дома быстро, почти наскочив на Самгина, вышла женщина
в белом платье, без шляпы, смерила его взглядом и пошла впереди, не торопясь.
Среднего роста, очень стройная, легкая.
За спиною Самгина открылась дверь и повеяло крепкими духами. Затем около него явилась женщина
среднего роста,
в пестром облаке шелка, кружев,
в меховой накидке на плечах,
в тяжелой чалме волос, окрашенных
в рыжий цвет, румяная, с задорно вздернутым носом, синеватыми глазами, с веселой искрой
в них. Ее накрашенный рот улыбался, обнажая мелкие мышиные зубы, вообще она была ослепительно ярка.
Он встал и оказался похожим на бочку, облеченную
в нечто темно-серое, суконное,
среднее между сюртуком и поддевкой. Выкатив глаза, он взглянул на стенные часы, крякнул, погладил ладонью щеку.
Говорков —
среднего роста, стройный, смуглолицый, черноглазый, с толстыми усами и квадратной бородкой, темные, бритые щеки его нервно дрожат, говорит он высоким голосом, крикливо и как бы откусывая слова, курчавые волосы его лежат на голове гладко, поблескивают, как шелк, и
в них немало седых.
Все они
среднего возраста, за тридцать, а одна старушка
в очках, седая, с капризно надутыми губами и с записной книжкой
в руке, — она действует книжкой, как веером, обмахивая темное маленькое личико.
Среда,
в которой он вращался, адвокаты с большим самолюбием и нищенской практикой, педагоги
средней школы, замученные и раздраженные своей практикой, сытые, но угнетаемые скукой жизни эстеты типа Шемякина, женщины, которые читали историю Французской революции, записки m-me Роллан и восхитительно путали политику с кокетством, молодые литераторы, еще не облаянные и не укушенные критикой, собакой славы, но уже с признаками бешенства
в их отношении к вопросу о социальной ответственности искусства, представители так называемой «богемы», какие-то молчаливые депутаты Думы, причисленные к той или иной партии, но, видимо, не уверенные, что программы способны удовлетворить все разнообразие их желаний.
— Картошка — народ! — взвизгнул голосок мужика
средних лет с глазами совы, с круглым красным лицом
в рыжей щетине.
Неточные совпадения
В следующую речь Стародума Простаков с сыном, вышедшие из
средней двери, стали позади Стародума. Отец готов его обнять, как скоро дойдет очередь, а сын подойти к руке. Еремеевна взяла место
в стороне и, сложа руки, стала как вкопанная, выпяля глаза на Стародума, с рабским подобострастием.
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал
в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое время молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений он избрал
средний путь, то есть приступил к дознанию, и
в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не поселить
в нем несбыточных мечтаний.
Есть законы мудрые, которые хотя человеческое счастие устрояют (таковы, например, законы о повсеместном всех людей продовольствовании), но, по обстоятельствам, не всегда бывают полезны; есть законы немудрые, которые, ничьего счастья не устрояя, по обстоятельствам бывают, однако ж, благопотребны (примеров сему не привожу: сам знаешь!); и есть, наконец, законы
средние, не очень мудрые, но и не весьма немудрые, такие, которые, не будучи ни полезными, ни бесполезными, бывают, однако ж, благопотребны
в смысле наилучшего человеческой жизни наполнения.
Очевидно, что когда эти две энергии встречаются, то из этого всегда происходит нечто весьма любопытное. Нет бунта, но и покорности настоящей нет. Есть что-то
среднее, чему мы видали примеры при крепостном праве. Бывало, попадется барыне таракан
в супе, призовет она повара и велит того таракана съесть. Возьмет повар таракана
в рот, видимым образом жует его, а глотать не глотает. Точно так же было и с глуповцами: жевали они довольно, а глотать не глотали.
А глуповцы стояли на коленах и ждали. Знали они, что бунтуют, но не стоять на коленах не могли. Господи! чего они не передумали
в это время! Думают: станут они теперь есть горчицу, — как бы на будущее время еще какую ни на есть мерзость есть не заставили; не станут — как бы шелепов не пришлось отведать. Казалось, что колени
в этом случае представляют
средний путь, который может умиротворить и ту и другую сторону.