Неточные совпадения
Клима подавляло обилие противоречий и упорство, с которым каждый из людей защищал свою истину. Человек, одетый мужиком, строго и апостольски уверенно
говорил о Толстом и двух ликах Христа — церковном и народном,
о Европе, которая погибает от избытка чувственности и нищеты
духа,
о заблуждениях науки, — науку он особенно презирал.
— Хотя астрономы издревле славятся домыслами своими
о тайнах небес, но они внушают только ужас, не
говоря о том, что ими отрицается бытие
духа, сотворившего все сущее…
Культурность небольшой кучки людей, именующих себя «солью земли», «рыцарями
духа» и так далее, выражается лишь в том, что они не ругаются вслух матерно и с иронией
говорят о ватерклозете.
— Особенности национального
духа, община, свирели, соленые грибы, паюсная икра, блины, самовар, вся поэзия деревни и графское учение
о мужицкой простоте — все это, Самгин, простофильство, —
говорил Кутузов, глядя в окно через голову Клима.
— Пробовал я там
говорить с людями — не понимают. То есть — понимают, но — не принимают. Пропагандист я — неумелый, не убедителен. Там все индивидуалисты… не пошатнешь! Один сказал: «Что ж мне
о людях заботиться, ежели они обо мне и не думают?» А другой
говорит: «Может, завтра море смерти моей потребует, а ты мне внушаешь, чтоб я на десять лет вперед жизнь мою рассчитывал». И все в этом
духе…
«Отношение человека к жизни зависит от перемещения в пространстве. Наше, земное пространство ограничено пределами, оскорбительными для нашего
духа, но даже и в нем…» Дальше Кумов
говорил что-то невразумительное
о норманнах в Англии, в России, Сицилии.
— Почему — странно? — тотчас откликнулась она, подняв брови. — Да я и не шучу, это у меня стиль такой, приучилась
говорить о премудростях просто, как
о домашних делах. Меня очень серьезно занимают люди, которые искали-искали свободы
духа и вот будто — нашли, а свободой-то оказалась бесцельность, надмирная пустота какая-то. Пустота, и — нет в ней никакой иной точки опоры для человека, кроме его вымысла.
Говорила она долго, но Самгин слушал невнимательно, премудрые слова ее
о духе скользили мимо него, исчезали вместе с дымом от папиросы, память воспринимала лишь отдельные фразы.
Ее слова
о духе и вообще все, что она, в разное время,
говорила ему
о своих взглядах на религию, церковь, — было непонятно, неинтересно и не удерживалось в его памяти.
— Нимало не сержусь, очень понимаю, — заговорила она спокойно и как бы вслушиваясь в свои слова. — В самом деле: здоровая баба живет без любовника — неестественно. Не брезгует наживать деньги и
говорит о примате
духа.
О революции рассуждает не без скепсиса, однако — добродушно, — это уж совсем чертовщина!
Вспомнились слова Марины: «Мир ограничивает человека, если человек не имеет опоры в
духе». Нечто подобное же утверждал Томилин, когда
говорил о познании как инстинкте.
Диомидов выпрямился и, потрясая руками, начал
говорить о «жалких соблазнах мира сего»,
о «высокомерии разума»,
о «суемудрии науки»,
о позорном и смертельном торжестве плоти над
духом. Речь его обильно украшалась словами молитв, стихами псалмов, цитатами из церковной литературы, но нередко и чуждо в ней звучали фразы светских проповедников церковной философии...
Неточные совпадения
— Когда найдено было электричество, — быстро перебил Левин, — то было только открыто явление, и неизвестно было, откуда оно происходит и что оно производит, и века прошли прежде, чем подумали
о приложении его. Спириты же, напротив, начали с того, что столики им пишут и
духи к ним приходят, а потом уже стали
говорить, что это есть сила неизвестная.
— Да, да! —
говорил он. Очень может быть, что ты прав, — сказал он. — Но я рад, что ты в бодром
духе: и за медведями ездишь, и работаешь, и увлекаешься. А то мне Щербацкий
говорил — он тебя встретил, — что ты в каком-то унынии, всё
о смерти
говоришь…
Левин подошел к брату. Ничего не ловилось, но Сергей Иванович не скучал и казался в самом веселом расположении
духа. Левин видел, что, раззадоренный разговором с доктором, он хотел
поговорить. Левину же, напротив, хотелось скорее домой, чтобы распорядиться
о вызове косцов к завтрему и решить сомнение насчет покоса, которое сильно занимало его.
Нужно только рассмотреть весь этот многообразный круг годовых занятий — и каких занятий! занятий, истинно возвышающих
дух, не
говоря уже
о разнообразии.
«Не спится, няня: здесь так душно! // Открой окно да сядь ко мне». — // «Что, Таня, что с тобой?» — «Мне скучно, //
Поговорим о старине». — // «
О чем же, Таня? Я, бывало, // Хранила в памяти не мало // Старинных былей, небылиц // Про злых
духов и про девиц; // А нынче всё мне тёмно, Таня: // Что знала, то забыла. Да, // Пришла худая череда! // Зашибло…» — «Расскажи мне, няня, // Про ваши старые года: // Была ты влюблена тогда?» —