Неточные совпадения
— В сущности, мы едва ли имеем
право делать столь определенные выводы
о жизни людей. Из десятков тысяч мы знаем, в лучшем случае, как живет сотня, а
говорим так, как будто изучили жизнь всех.
—
Говорить надо точнее: не
о реформации, которая ни вам, ни мне не нужна, а
о реформе церковного управления,
о расширении
прав духовенства,
о его экономическом благоустройстве…
— Да, — тут многое от церкви, по вопросу об отношении полов все вообще мужчины мыслят более или менее церковно. Автор — умный враг и —
прав, когда он
говорит о «не тяжелом, но губительном господстве женщины». Я думаю, у нас он первый так решительно и верно указал, что женщина бессознательно чувствует свое господство, свое центральное место в мире. Но сказать, что именно она является первопричиной и возбудителем культуры, он, конечно, не мог.
Суслов подробно, с не крикливой, но упрекающей горячностью рассказывал
о страданиях революционной интеллигенции в тюрьмах, ссылке, на каторге, знал он все это прекрасно;
говорил он
о необходимости борьбы, самопожертвования и всегда
говорил склонив голову к
правому плечу, как будто за плечом его стоял кто-то невидимый и не спеша подсказывал ему суровые слова.
— Я поражена, Клим, —
говорила Варвара. — Третий раз слушаю, — удивительно ты рассказываешь! И каждый раз новые люди, новые детали.
О, как
прав тот, кто первый сказал, что высочайшая красота — в трагедии!
Ушел в спальню, разделся, лег, забыв погасить лампу, и, полулежа, как больной, пристально глядя на золотое лезвие огня, подумал, что Марина —
права, когда она
говорит о разнузданности разума.
Говорил оратор
о том, что война поколебала международное значение России, заставила ее подписать невыгодные, даже постыдные условия мира и тяжелый для торговли хлебом договор с Германией. Революция нанесла огромные убытки хозяйству страны, но этой дорогой ценой она все-таки ограничила самодержавие. Спокойная работа Государственной думы должна постепенно расширять
права, завоеванные народом, европеизировать и демократизировать Россию.
— Вы не имете
права сдерживать меня, — кричал он, не только не заботясь
о правильности языка, но даже как бы нарочно подчеркивая искажения слов; в двери купе стоял, точно врубленный, молодой жандарм и
говорил...
Самгин слушал рассеянно и пытался окончательно определить свое отношение к Бердникову. «Попов, наверное,
прав: ему все равно,
о чем
говорить». Не хотелось признать, что некоторые мысли Бердникова новы и завидно своеобразны, но Самгин чувствовал это. Странно было вспомнить, что этот человек пытался подкупить его, но уже являлись мотивы, смягчающие его вину.
Говорил он так, что было ясно: думает не
о том, что
говорит. Самгин присмотрелся к его круглому лицу с бородавкой над
правой бровью и подумал, что с таким лицом артисты в опере «Борис Годунов» поют роль Дмитрия.
— Эй, вы, там! — рявкнул лысый, взмахнув
правой рукой. — Помолчите, когда
о деле
говорят. И гармонье не зудеть бы.
Катя презирает жену и дочь так же сильно, как те ее ненавидят. Едва ли можно в наше время
говорить о праве людей презирать друг друга. Но если стать на точку зрения Кати и признать такое право существующим, то все-таки увидишь, что она имеет такое же право презирать жену и Лизу, как те ее ненавидеть.
Он ехал своим лесом и пустырями и воображал, как Зина, чтобы оправдать свой поступок, будет
говорить о правах женщины, о свободе личности и о том, что между церковным и гражданским браком нет никакой разницы. Она по-женски будет спорить о том, чего не понимает. И, вероятно, в конце концов она спросит: «Причем ты тут? Какое ты имеешь право вмешиваться?»
— Превысокий, благородный, славный краль!.. христианский краль!.. Хуже бесермена!.. Не берет силою, так зелием… Посмей отныне лаять, что я затеваю с ним размирье из корысти, хоть и без того было бы что
поговорить о правах моих на древнюю отчину нашу, Литву!.. Смотри, однако, Мамон, не было ли кривды в твоем допросе? не мстил ли, не дружил ли ты кому?
Неточные совпадения
Марья Антоновна.
Право, маменька, все смотрел. И как начал
говорить о литературе, то взглянул на меня, и потом, когда рассказывал, как играл в вист с посланниками, и тогда посмотрел на меня.
— Да, да! —
говорил он. Очень может быть, что ты
прав, — сказал он. — Но я рад, что ты в бодром духе: и за медведями ездишь, и работаешь, и увлекаешься. А то мне Щербацкий
говорил — он тебя встретил, — что ты в каком-то унынии, всё
о смерти
говоришь…
— Я думаю, — сказал Константин, — что никакая деятельность не может быть прочна, если она не имеет основы в личном интересе. Это общая истина, философская, — сказал он, с решительностью повторяя слово философская, как будто желая показать, что он тоже имеет
право, как и всякий,
говорить о философии.
—
Право, я здорова, maman. Но если вы хотите ехать, поедемте! — сказала она и, стараясь показать, что интересуется предстоящей поездкой, стала
говорить о приготовлениях к отъезду.
— Это слово «народ» так неопределенно, — сказал Левин. — Писаря волостные, учителя и из мужиков один на тысячу, может быть, знают,
о чем идет дело. Остальные же 80 миллионов, как Михайлыч, не только не выражают своей воли, но не имеют ни малейшего понятия,
о чем им надо бы выражать свою волю. Какое же мы имеем
право говорить, что это воля народа?