Неточные совпадения
Клим был рад уйти; он не понимал, как
держать себя, что надо говорить, и чувствовал, что скорбное выражение лица его превращается
в гримасу нервной усталости.
Офицер, который ведет его дело, — очень любезный человек, — пожаловался мне, что Дмитрий
держит себя на допросах невежливо и не захотел сказать, кто вовлек его…
в эту авантюру, этим он очень повредил
себе…
— Ты, Самгин,
держишь себя в кулаке, ты — молчальник, и ты не пехота, не кавалерия, а — инженерное войско, даже, может быть, генеральный штаб, черт!
Самгин чувствовал
себя неловко, Лидия села на диван, поджав под
себя ноги,
держа чашку
в руках и молча, вспоминающими глазами, как-то бесцеремонно рассматривала его.
Но уйти он не торопился, стоял пред Варварой,
держа ее руку
в своей, и думал, что дома его ждет скука, ждут беспокойные мысли о Лидии, о
себе.
Варвара достала где-то и подарила ему фотографию с другого рисунка: на фоне полуразрушенной деревни стоял царь, нагой,
в короне, и
держал себя руками за фаллос, — «Самодержец», — гласила подпись.
В раме окна серпик луны, точно вышитый на голубоватом бархате. Самгин, стоя,
держа руку на весу, смотрел на него и, вслушиваясь
в трепет новых чувствований, уже с недоверием спрашивал
себя...
— Четвертную, — сказал человек, не повышая голоса, и начал жевать,
держа в одной руке нож, другой подкатывая к
себе арбуз.
Он отошел к столу, накапал лекарства
в стакан, дал Климу выпить, потом налил
себе чаю и,
держа стакан
в руках, неловко сел на стул у постели.
Особенно звонко и тревожно кричали женщины. Самгина подтолкнули к свалке, он очутился очень близко к человеку с флагом, тот все еще
держал его над головой, вытянув руку удивительно прямо: флаг был не больше головного платка, очень яркий, и струился
в воздухе, точно пытаясь сорваться с палки. Самгин толкал спиною и плечами людей сзади
себя, уверенный, что человека с флагом будут бить. Но высокий, рыжеусый, похожий на переодетого солдата, легко согнул руку, державшую флаг, и сказал...
— Меня? Разве я за настроения моего поверенного ответственна? Я говорю
в твоих интересах. И — вот что, — сказала она, натягивая перчатку на пальцы левой руки, — ты возьми-ка
себе Мишку, он тебе и комнаты приберет и книги будет
в порядке
держать, — не хочешь обедать с Валентином — обед подаст. Да заставил бы его и бумаги переписывать, — почерк у него — хороший. А мальчишка он — скромный, мечтатель только.
— Я? Я — по-дурацки говорю. Потому что ничего не держится
в душе… как
в безвоздушном пространстве. Говорю все, что
в голову придет, сам перед
собой играю шута горохового, — раздраженно всхрапывал Безбедов; волосы его, высохнув, торчали дыбом, — он выпил вино, забыв чокнуться с Климом, и,
держа в руке пустой стакан, сказал, глядя
в него: — И боюсь, что на меня, вот — сейчас, откуда-то какой-то страх зверем бросится.
А рядом с Климом стоял кудрявый парень,
держа в руках железный лом, и — чихал; чихнет, улыбнется Самгину и, мигая, пристукивая ломом о булыжник, ждет следующего чиха. Во двор,
в голубоватую кисею дыма, вбегали пожарные, влача за
собою длинную змею с медным жалом. Стучали топоры, трещали доски, падали на землю, дымясь и сея золотые искры; полицейский пристав Эгге уговаривал зрителей...
Держа руки
в карманах, бесшумно шагая по мягкому ковру, он представил
себе извилистый ход своей мысли
в это утро и остался доволен ее игрой. Легко вспоминались стихи Федора Сологуба...
Он оставил Самгина
в состоянии неиспытанно тяжелой усталости, измученным напряжением,
в котором
держал его Тагильский. Он свалился на диван, закрыл глаза и некоторое время, не думая ни о чем, вслушивался
в смысл неожиданных слов — «актер для
себя», «игра с самим
собой». Затем, постепенно и быстро восстановляя
в памяти все сказанное Тагильским за три визита, Самгин попробовал успокоить
себя...
Держа в одной руке щетку, приглаживая пальцами другой седоватые виски, он минуты две строго рассматривал лицо свое, ни о чем не думая, прислушиваясь к
себе. Лицо казалось ему значительным и умным. Несколько суховатое, но тонкое лицо человека, который не боится мыслить свободно и органически враждебен всякому насилию над независимой мыслью, всем попыткам ограничить ее.
Самгин отошел от окна, лег на диван и стал думать о женщинах, о Тосе, Марине. А вечером,
в купе вагона, он отдыхал от
себя, слушая непрерывную, возбужденную речь Ивана Матвеевича Дронова. Дронов сидел против него,
держа в руке стакан белого вина, бутылка была зажата у него между колен, ладонью правой руки он растирал небритый подбородок, щеки, и Самгину казалось, что даже сквозь железный шум под ногами он слышит треск жестких волос.
Самгин замолчал, отмечая знакомых: почти бежит, толкая людей, Ногайцев,
в пиджаке из чесунчи, с лицом, на котором сияют восторг и пот, нерешительно шагает длинный Иеронимов,
держа себя пальцами левой руки за ухо, наклонив голову, идет Пыльников под руку с высокой дамой
в белом и
в необыкновенной шляпке, важно выступает Стратонов с толстой палкой
в руке, рядом с ним дергается Пуришкевич, лысенький, с бесцветной бородкой, и шагает толсторожий Марков, похожий на празднично одетого бойца с мясной бойни.
Это был, видимо, очень сильный человек: древко знамени толстое, длинное,
в два человечьих роста, полотнище — бархатное, но человек
держал его пред
собой легко, точно свечку.
Когда арестованные, генерал и двое штатских, поднялись на ступени крыльца и следом за ними волною хлынули во дворец люди, — озябший Самгин отдал
себя во власть толпы, тотчас же был втиснут
в двери дворца, отброшен
в сторону и ударил коленом
в спину солдата, — солдат, сидя на полу,
держал между ног пулемет и ковырял его каким-то инструментом.