Неточные совпадения
На семнадцатом году своей жизни Клим Самгин был стройным юношей среднего роста, он передвигался по земле неспешной, солидной походкой, говорил не много, стараясь выражать свои мысли точно и просто, подчеркивая слова умеренными жестами очень белых
рук с
длинными кистями и
тонкими пальцами музыканта.
Любаша часто получала
длинные письма от Кутузова; Самгин называл их «апостольскими посланиями». Получая эти письма, Сомова чувствовала себя именинницей, и все понимали, что эти листочки
тонкой почтовой бумаги, плотно исписанные мелким, четким почерком, — самое дорогое и радостное в жизни этой девушки. Самгин с трудом верил, что именно Кутузов, тяжелой
рукой своей, мог нанизать строчки маленьких, острых букв.
— И потом еще картина: сверху простерты две узловатые
руки зеленого цвета с красными ногтями, на одной — шесть пальцев, на другой — семь. Внизу пред ними, на коленях, маленький человечек снял с плеч своих огромную, больше его тела, двуличную голову и
тонкими,
длинными ручками подает ее этим тринадцати пальцам. Художник объяснил, что картина названа: «В
руки твои предаю дух мой». А
руки принадлежат дьяволу, имя ему Разум, и это он убил бога.
Самгин курил, морщился и вдруг представил себя
тонким и
длинным, точно нитка, — она запутанно протянута по земле, и чья-то невидимая, злая
рука туго завязывает на ней узлы.
Он схватил Самгина за
руку, быстро свел его с лестницы, почти бегом протащил за собою десятка три шагов и, посадив на ворох валежника в саду, встал против, махая в лицо его черной полою поддевки, открывая мокрую рубаху, голые свои ноги. Он стал
тоньше,
длиннее, белое лицо его вытянулось, обнажив пьяные, мутные глаза, — казалось, что и борода у него стала
длиннее. Мокрое лицо лоснилось и кривилось, улыбаясь, обнажая зубы, — он что-то говорил, а Самгин, как бы защищаясь от него, убеждал себя...
Неточные совпадения
— Имею честь знать вашего брата, Сергея Иваныча, — сказал Гриневич, подавая свою
тонкую руку с
длинными ногтями.
В маленьком грязном нумере, заплеванном по раскрашенным пано стен, за
тонкою перегородкой которого слышался говор, в пропитанном удушливым запахом нечистот воздухе, на отодвинутой от стены кровати лежало покрытое одеялом тело. Одна
рука этого тела была сверх одеяла, и огромная, как грабли, кисть этой
руки непонятно была прикреплена к
тонкой и ровной от начала до средины
длинной цевке. Голова лежала боком на подушке. Левину видны были потные редкие волосы на висках и обтянутый, точно прозрачный лоб.
А иногда же, все позабывши, перо чертило само собой, без ведома хозяина, маленькую головку с
тонкими, острыми чертами, с приподнятой легкой прядью волос, упадавшей из-под гребня
длинными тонкими кудрями, молодыми обнаженными
руками, как бы летевшую, — и в изумленье видел хозяин, как выходил портрет той, с которой портрета не мог бы написать никакой живописец.
Грудь, шея и плечи заключились в те прекрасные границы, которые назначены вполне развившейся красоте; волосы, которые прежде разносились легкими кудрями по лицу ее, теперь обратились в густую роскошную косу, часть которой была подобрана, а часть разбросалась по всей длине
руки и
тонкими,
длинными, прекрасно согнутыми волосами упадала на грудь.
Тонкие породистые
руки с
длинными пальцами были выпростаны поверх голубого сарафана с затканными серебряными цветочками; белая кисейная рубашка открывала полную, немного смуглую шею, перехваченную жемчужной ниткой.