Неточные совпадения
Клим понимал, что Лидия не видит
в нем замечательного мальчика,
в ее глазах он не растет, а остается все таким же, каким
был два года тому назад, когда Варавки сняли
квартиру.
В ненастные дни дети собирались
в квартире Варавок,
в большой, неряшливой комнате, которая могла
быть залою.
Клим не помнил, как он добежал до
квартиры Сомовых, увлекаемый Любой.
В полутемной спальне, — окна ее
были закрыты ставнями, — на растрепанной, развороченной постели судорожно извивалась Софья Николаевна, ноги и руки ее
были связаны полотенцами, она лежала вверх лицом, дергая плечами, сгибая колени, била головой о подушку и рычала...
— Вот какая новость: я поступаю на хорошее место,
в монастырь,
в школу,
буду там девочек шитью учить. И
квартиру мне там дадут, при школе. Значит — прощай! Мужчинам туда нельзя ходить.
Прислушиваясь к себе, Клим ощущал
в груди,
в голове тихую, ноющую скуку, почти боль; это
было новое для него ощущение. Он сидел рядом с матерью, лениво
ел арбуз и недоумевал: почему все философствуют? Ему казалось, что за последнее время философствовать стали больше и торопливее. Он
был обрадован весною, когда под предлогом ремонта флигеля писателя Катина попросили освободить
квартиру. Теперь, проходя по двору, он с удовольствием смотрел на закрытые ставнями окна флигеля.
— Да, — угрюмо ответил Клим, соображая: почему же мать не сказала, что он
будет жить
в одной
квартире с братом?
Но на другой день, с утра, он снова помогал ей устраивать
квартиру. Ходил со Спиваками обедать
в ресторан городского сада, вечером
пил с ними чай, затем к мужу пришел усатый поляк с виолончелью и гордо выпученными глазами сазана, неутомимая Спивак предложила Климу показать ей город, но когда он пошел переодеваться, крикнула ему
в окно...
Болезнь и лень, воспитанная ею, помешали Самгину своевременно хлопотать о переводе
в московский университет, а затем он решил отдохнуть, не учиться
в этом году. Но дома жить
было слишком скучно, он все-таки переехал
в Москву и
в конце сентября, ветреным днем, шагал по переулкам, отыскивая
квартиру Лидии.
Квартира дяди Хрисанфа
была заперта, на двери
в кухню тоже висел замок. Макаров потрогал его, снял фуражку и вытер вспотевший лоб. Он, должно
быть, понял запертую
квартиру как признак чего-то дурного; когда вышли из темных сеней на двор, Клим увидал, что лицо Макарова осунулось, побледнело.
— Часть ваших бумаг можете взять — вот эту! — Вы
будете жить
в квартире Антроповой? Кстати: вы давно знакомы с Любовью Сомовой?
— Он еще
есть, — поправил доктор, размешивая сахар
в стакане. — Он —
есть, да! Нас, докторов, не удивишь, но этот умирает… корректно, так сказать. Как будто собирается переехать на другую
квартиру и — только. У него — должны бы мозговые явления начаться, а он — ничего, рассуждает, как… как не надо.
— Какой же я зажиточный, если не могу
в срок за
квартиру заплатить? Деньги у меня
были, но со второю женой я все прожил; мы с ней
в радости жили, а
в радости ничего не жалко.
Социалисты бесцеремонно, даже дерзко высмеивают либералов, а либералы держатся так, как будто чувствуют себя виноватыми
в том, что не могут
быть социалистами. Но они помогают революционной молодежи, дают деньги,
квартиры для собраний, даже хранят у себя нелегальную литературу.
Самгину
было приятно, что этот очень сытый человек встревожен. У него явилась забавная мысль: попросить Митрофанова, чтоб он навел воров на
квартиру патрона. Митрофанов мог бы сделать это, наверное, он
в дружбе с ворами. Но Самгин тотчас же смутился...
В комнате ее
было тесно, из сада втекал запах навоза, кровать узка и скрипела. Самгин несколько раз предлагал ей переменить
квартиру.
— Да, — ответил Клим, вдруг ощутив голод и слабость.
В темноватой столовой, с одним окном, смотревшим
в кирпичную стену, на большом столе буйно кипел самовар, стояли тарелки с хлебом, колбасой, сыром, у стены мрачно возвышался тяжелый буфет, напоминавший чем-то гранитный памятник над могилою богатого купца. Самгин
ел и думал, что, хотя
квартира эта
в пятом этаже, а вызывает впечатление подвала. Угрюмые люди
в ней, конечно, из числа тех, с которыми история не считается, отбросила их
в сторону.
Все вещи
были сдвинуты со своих мест, и
в общем кабинет имел такой вид, как будто полковник Васильев только вчера занял его или собрался переезжать на другую
квартиру.
Ворота всех домов тоже
были заперты, а
в окнах
квартиры Любомудрова несколько стекол
было выбито, и на одном из окон нижнего этажа сорвана ставня. Калитку отперла Самгину нянька Аркадия, на дворе и
в саду
было пусто,
в доме и во флигеле тихо. Саша, заперев калитку, сказала, что доктор уехал к губернатору жаловаться.
— Он сообщал адрес, и через некоторое время Самгин сидел
в доме Российского страхового общества, против манежа,
в квартире, где, почему-то, воздух
был пропитан запахом керосина.
«Как много крови
в человеке», — подумал Самгин, и это
была единственная ясная мысль за все время, вплоть до
квартиры Гогиных.
Через несколько дней он,
в сопровождении Безбедова, ходил по комнатам своей
квартиры. Комнаты обставлены старой и солидной мебелью, купленной, должно
быть,
в барской усадьбе. Валентин Безбедов, вводя Клима во владение этим имуществом, пренебрежительно просипел...
Проводив Клима до его
квартиры, она зашла к Безбедову
пить чай. Племянник ухаживал за нею с бурным и почтительным восторгом слуги, влюбленного
в хозяйку, счастливого тем, что она посетила его.
В этом суетливом восторге Самгин чувствовал что-то фальшивое, а Марина добродушно высмеивала племянника, и
было очень странно, что она, такая умная, не замечает его неискренности.
— Дуняша? Где-то на Волге,
поет. Тоже вот Дуняша… не
в форме, как говорят о борцах. Ей один нефтяник предложил
квартиру, триста рублей
в месяц — отвергла! Да, — не
в себе женщина. Не нравится ей все. «Шалое, говорит, занятие —
петь».
В оперетку приглашали — не пошла.
Клим Иванович Самгин стал думать, что это существо
было бы нелишним и очень удобным
в его
квартире.
У Елены он отдыхал от впечатлений, которые угнетали его
в квартире Дронова, куда, точно мутные ручьи дождя
в яму, стекались слухи, мысли, факты, столь же неприятно разнообразные, как люди, которые приносили их. Количество людей непрерывно увеличивалось, они суетились, точно на вокзале, и очень трудно
было понять — куда и зачем они едут?
Да, с ней
было легко, просто. А вообще жизнь снова начала тревожить неожиданностями.
В Киеве убили Столыпина.
В квартире Дронова разгорелись чрезвычайно ожесточенные прения на тему — кто убил: охрана? или террористы партии эсеров? Ожесточенность спора удивила Самгина: он не слышал
в ней радости, которую обычно возбуждали акты террора, и ему казалось, что все спорящие недовольны, даже огорчены казнью министра.
— Должно
быть,
есть люди, которым все равно, что защищать. До этой
квартиры мы с мужем жили на Бассейной,
в доме, где квартировала графиня или княгиня — я не помню ее фамилии, что-то вроде Мейендорф, Мейенберг, вообще — мейен. Так эта графиня защищала право своей собачки гадить на парадной лестнице…
Прошло человек тридцать каменщиков, которые воздвигали пятиэтажный дом
в улице, где жил Самгин, почти против окон его
квартиры, все они
были, по Брюсову, «
в фартуках белых». Он узнал их по фигуре артельного старосты, тощего старичка с голым черепом, с плюшевой мордочкой обезьяны и пронзительным голосом страдальца.
Особенно характерно
было недавнее собрание
в квартире Леонида Андреева, куда его затащил Иван Дронов.
Неточные совпадения
Хлестаков. Нет, не хочу! Я знаю, что значит на другую
квартиру: то
есть —
в тюрьму. Да какое вы имеете право? Да как вы смеете?.. Да вот я… Я служу
в Петербурге. (Бодрится.)Я, я, я…
— То зачем же ее преследовать, тревожить, волновать ее воображение?.. О, я тебя хорошо знаю! Послушай, если ты хочешь, чтоб я тебе верила, то приезжай через неделю
в Кисловодск; послезавтра мы переезжаем туда. Княгиня остается здесь дольше. Найми
квартиру рядом; мы
будем жить
в большом доме близ источника,
в мезонине; внизу княгиня Лиговская, а рядом
есть дом того же хозяина, который еще не занят… Приедешь?..
Вчера я приехал
в Пятигорск, нанял
квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука: во время грозы облака
будут спускаться до моей кровли.
В доме
были открыты все окна, антресоли
были заняты
квартирою учителя-француза, который славно брился и
был большой стрелок: приносил всегда к обеду тетерек или уток, а иногда и одни воробьиные яйца, из которых заказывал себе яичницу, потому что больше
в целом доме никто ее не
ел.
На переднем плане, возле самых усачей, составлявших городовую гвардию, стоял молодой шляхтич или казавшийся шляхтичем,
в военном костюме, который надел на себя решительно все, что у него ни
было, так что на его
квартире оставалась только изодранная рубашка да старые сапоги.