Неточные совпадения
Потом он шагал в комнату, и за его широкой, сутулой спиной всегда оказывалась докторша, худенькая, желтолицая, с огромными глазами. Молча поцеловав Веру Петровну, она кланялась всем людям в комнате, точно иконам в церкви, садилась подальше
от них и сидела, как на приеме у дантиста, прикрывая рот платком. Смотрела она в тот угол, где потемнее, и как будто
ждала, что вот сейчас из темноты кто-то позовет ее...
Уклоняясь
от игр, он угрюмо торчал в углах и, с жадным напряжением следя за Борисом,
ждал, как великой радости, не упадет ли Борис, не ушибется ли?
Климу показалось, что раньше она говорила о женщинах не так злостно, а как о дальних родственницах,
от которых она не
ждет ничего, ни хорошего, ни дурного; они не интересны ей, полузабыты ею.
— Я не одобряю ее отношение к нему. Она не различает любовь
от жалости, и ее
ждет ужасная ошибка. Диомидов удивляет, его жалко, но — разве можно любить такого? Женщины любят сильных и смелых, этих они любят искренно и долго. Любят, конечно, и людей со странностями. Какой-то ученый немец сказал: «Чтобы быть замеченным, нужно впадать в странности».
Лидия заставила
ждать ее долго, почти до рассвета. Вначале ночь была светлая, но душная, в раскрытые окна из сада вливались потоки влажных запахов земли, трав, цветов. Потом луна исчезла, но воздух стал еще более влажен, окрасился в темно-синюю муть. Клим Самгин, полуодетый, сидел у окна, прислушиваясь к тишине, вздрагивая
от непонятных звуков ночи. Несколько раз он с надеждой говорил себе...
Клим Самгин
ждал царя с тревогой, которая даже смущала его, но которую он не мог скрыть
от себя.
Дома его
ждал толстый конверт с надписью почерком Лидии; он лежал на столе, на самом видном месте. Самгин несколько секунд рассматривал его, не решаясь взять в руки, стоя в двух шагах
от стола. Потом, не сходя с места, протянул руку, но покачнулся и едва не упал, сильно ударив ладонью по конверту.
— Нет,
подожди! — продолжал Дмитрий умоляющим голосом и нелепо разводя руками. — Там — четыре, то есть пять тысяч. Возьми половину, а? Я должен бы отказаться
от этих денег в пользу Айно… да, видишь ли, мне хочется за границу, надобно поучиться…
Роща редела, отступая
от дороги в поле, спускаясь в овраг; вдали, на холме, стало видно мельницу, растопырив крылья, она как бы преграждала путь. Самгин остановился,
поджидая лошадей, прислушиваясь к шелесту веток под толчками сыроватого ветра, в шелест вливалось пение жаворонка. Когда лошади подошли, Клим увидал, что грязное колесо лежит в бричке на его чемодане.
— Замок, конечно, сорван, а — кто виноват? Кроме пастуха да каких-нибудь старичков, старух, которые на печках смерти
ждут, — весь мир виноват,
от мала до велика. Всю деревню, с детями, с бабами, ведь не загоните в тюрьму, господин? Вот в этом и фокус: бунтовать — бунтовали, а виноватых — нету! Ну, теперь идемте…
— Нет, — взгляни серьезно, — начал Макаров, но, не кончив, зажег спичку,
подождав, пока она хорошо разгорелась, погасил ее и стал осторожно закуривать папиросу
от уголька.
И начинаешь думать, что уж нет человека без фокуса,
от каждого
ждешь, что вот-вот и — встанет он вверх ногами.
«Не буду вскрывать», — решил он и несколько отвратительных секунд не отводил глаз
от синего четвероугольника бумаги, зная, что Гогин тоже смотрит на него, —
ждет.
«Мысли, как черные мухи», — вспомнил Самгин строчку стихов и подумал, что люди типа Кутузова и вообще — революционеры понятнее так называемых простых людей;
от Поярковых, Усовых и прочих знаешь, чего можно
ждать, а вот этот, в чесунче, может быть, член «Союза русского народа», а может быть, тоже революционер.
— Все
ждут: будет революция. Не могу понять — что же это будет? Наш полковой священник говорит, что революция —
от бессилия жить, а бессилие —
от безбожия. Он очень строгой жизни и постригается в монахи. Мир во власти дьявола, говорит он.
«В сущности, это — победа, они победили», — решил Самгин, когда его натиском толпы швырнуло в Леонтьевский переулок. Изумленный бесстрашием людей, он заглядывал в их лица, красные
от возбуждения, распухшие
от ударов, испачканные кровью, быстро застывавшей на морозе. Он
ждал хвастливых криков,
ждал выявления гордости победой, но высокий, усатый человек в старом, грязноватом полушубке пренебрежительно говорил, прислонясь к стене...
«Страшный человек», — думал Самгин, снова стоя у окна и прислушиваясь. В стекла точно невидимой подушкой били. Он совершенно твердо знал, что в этот час тысячи людей стоят так же, как он, у окошек и слушают,
ждут конца. Иначе не может быть. Стоят и
ждут. В доме долгое время было непривычно тихо. Дом как будто пошатывался
от мягких толчков воздуха, а на крыше точно снег шуршал, как шуршит он весною, подтаяв и скатываясь по железу.
Это было хорошо, потому что
от неудобной позы у Самгина болели мускулы.
Подождав, когда щелкнул замок ее комнаты, он перешел на постель, с наслаждением вытянулся, зажег свечу, взглянул на часы, — было уже около полуночи. На ночном столике лежал маленький кожаный портфель, из него торчала бумажка, — Самгин машинально взял ее и прочитал написанное круглым и крупным детским почерком...
Самгину показалось, что глаза Марины смеются. Он заметил, что многие мужчины и женщины смотрят на нее не отрываясь, покорно, даже как будто с восхищением. Мужчин могла соблазнять ее величавая красота, а женщин чем привлекала она? Неужели она проповедует здесь? Самгин нетерпеливо
ждал. Запах сырости становился теплее, гуще. Тот, кто вывел писаря, возвратился, подошел к столу и согнулся над ним, говоря что-то Лидии; она утвердительно кивала головой, и казалось, что
от очков ее отскакивают синие огни…
«Да, это именно объясняющий господин, из тех, что возлагают социальные обязанности». Он
ждал чего-то смешного
от этого человека и, в следующую минуту, — дождался...
Толстый, страшно легко злится, краснеет, так и
ждешь, что сейчас его разорвет
от злости.
—
Подожди, — попросил Самгин, встал и подошел к окну. Было уже около полуночи, и обычно в этот час на улице, даже и днем тихой, укреплялась невозмутимая, провинциальная тишина. Но в эту ночь двойные рамы окон почти непрерывно пропускали в комнату приглушенные, мягкие звуки движения, шли группы людей, гудел автомобиль, проехала пожарная команда. Самгина заставил подойти к окну шум, необычно тяжелый,
от него тонко заныли стекла в окнах и даже задребезжала посуда в буфете.