Неточные совпадения
— Позволь, позволь, — кричал ей Варавка, — но ведь эта любовь к людям, — кстати, выдуманная нами, противная природе нашей, которая жаждет не любви к ближнему, а борьбы с ним, — эта несчастная любовь ничего не
значит и не стоит без ненависти, без отвращения к той грязи, в которой
живет ближний! И, наконец, не надо забывать, что духовная жизнь успешно развивается только на почве материального благополучия.
—
Значит — учишься? А меня вот раздразнили и — выбросили. Не совали бы в гимназию, писал бы я вывески или иконы, часы чинил бы. Вообще работал бы что-нибудь легкое. А теперь вот
живи недоделанным.
— А все-таки, если — арестуют,
значит —
жив курилка! — утешал не важный актер.
— Не злись, — сказала Лидия, задумчиво глядя в окно. — Маракуев — прав: чтоб
жить — нужны герои. Это понимает даже Константин, недавно он сказал: «Ничто не кристаллизуется иначе, как на основе кристалла».
Значит, даже соль нуждается в герое.
«Да, возможно, что помогают. А если так,
значит — провоцируют. Но — где же мое место в этой фантастике? Спрятаться куда-нибудь в провинциальную трущобу,
жить одиноко, попробовать писать…»
«И все-таки приходится
жить для того, чтоб такие вот люди что-то
значили», — неожиданно для себя подумал Самгин, и от этого ему стало еще холодней и скучней.
«Глуповатые стишки. Но кто-то сказал, что поэзия и должна быть глуповатой… Счастье — тоже. «Счастье на мосту с чашкой», — это о нищих. Пословицы всегда злы, в сущности. Счастье — это когда человек
живет в мире с самим собою. Это и
значит:
жить честно».
«Бедно
живет», — подумал Самгин, осматривая комнатку с окном в сад; окно было кривенькое, из четырех стекол, одно уже зацвело,
значит — торчало в раме долгие года. У окна маленький круглый стол, накрыт вязаной салфеткой. Против кровати — печка с лежанкой, близко от печи комод, шкатулка на комоде, флаконы, коробочки, зеркало на стене. Три стула, их манерно искривленные ножки и спинки, прогнутые плетеные сиденья особенно подчеркивали бедность комнаты.
— В Полтавской губернии приходят мужики громить имение. Человек пятьсот. Не свои — чужие; свои
живут, как у Христа за пазухой. Ну вот, пришли, шумят, конечно. Выходит к ним старик и говорит: «Цыцте!» — это по-русски
значит: тише! — «Цыцте, Сергий Михайлович — сплять!» — то есть — спят. Ну-с, мужики замолчали, потоптались и ушли! Факт, — закончил он квакающим звуком успокоительный рассказ свой.
— Говорит мне: «Я был бы доволен, если б знал, что умираю честно». Это — как из английского романа. Что
значит — честно умереть? Все умирают — честно, а вот
живут…
— Ну — ничего! Надоест
жить худо — заживем хорошо! Пускай бунтуют, пускай все страсти обнажаются! Знаешь, как старики говаривали? «Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься». В этом, друг мой, большая мудрость скрыта. И — такая человечность, что другой такой, пожалуй, и не найдешь…
Значит — до вечера?
— Тоже не будет толку. Мужики закона не понимают, привыкли беззаконно
жить. И напрасно Ногайцев беспокоил вас, ей-богу, напрасно! Сами судите, что
значит — мириться? Это
значит — продажа интереса. Вы, Клим Иванович, препоручите это дело мне да куму, мы найдем средство мира.
Неточные совпадения
Им неизвестна еще была истина, что человек не одной кашей
живет, и поэтому они думали, что если желудки их полны, то это
значит, что и сами они вполне благополучны.
— Да так,
значит — люди разные; один человек только для нужды своей
живет, хоть бы Митюха, только брюхо набивает, а Фоканыч — правдивый старик. Он для души
живет. Бога помнит.
Что ж это
значило? Это
значило, что он
жил хорошо, но думал дурно.
Он вышел. Соня смотрела на него как на помешанного; но она и сама была как безумная и чувствовала это. Голова у ней кружилась. «Господи! как он знает, кто убил Лизавету? Что
значили эти слова? Страшно это!» Но в то же время мысль не приходила ей в голову. Никак! Никак!.. «О, он должен быть ужасно несчастен!.. Он бросил мать и сестру. Зачем? Что было? И что у него в намерениях? Что это он ей говорил? Он ей поцеловал ногу и говорил… говорил (да, он ясно это сказал), что без нее уже
жить не может… О господи!»
Кабанов. Что ж мне, разорваться, что ли! Нет, говорят, своего-то ума. И,
значит,
живи век чужим. Я вот возьму да последний-то, какой есть, пропью; пусть маменька тогда со мной, как с дураком, и нянчится.