Неточные совпадения
Клим ходил по скрипучему
песку дорожки, гул речей, выливаясь
из окна, мешал ему думать, да и не хотелось думать ни о чем.
«Какое ребячество», — подумал Клим Самгин и, засыпав живой огонь
песком, тщательно притоптал
песок ногою. Когда он поравнялся с дачей Варавки,
из окна тихо окрикнул Макаров...
Клим подметил, что Туробоев пожал руку Лютова очень небрежно, свою тотчас же сунул в карман и наклонился над столом, скатывая шарик
из хлеба. Варавка быстро сдвинул посуду, развернул план и, стуча по его зеленым пятнам черенком чайной ложки, заговорил о лесах, болотах,
песках, а Клим встал и ушел, чувствуя, что в нем разгорается ненависть к этим людям.
Деревяшка мужика углубилась в
песок, он стоял избочась, держался крепкой, корявой рукою за обломок сучка ветлы, дергал плечом, вытаскивая деревяшку
из песка, переставлял ее на другое место, она снова уходила в сыпучую почву, и снова мужик изгибался набок.
У него даже голос от огорчения стал другой, высокий, жалобно звенящий, а оплывшее лицо сузилось и выражало искреннейшее горе. По вискам, по лбу, из-под глаз струились капли воды, как будто все его лицо вспотело слезами, светлые глаза его блестели сконфуженно и виновато. Он выжимал воду с волос головы и бороды горстью, брызгал на
песок, на подолы девиц и тоскливо выкрикивал...
Утром подул горячий ветер, встряхивая сосны, взрывая
песок и серую воду реки. Когда Варавка, сняв шляпу, шел со станции, ветер забросил бороду на плечо ему и трепал ее. Борода придала краснолицей, лохматой голове Варавки сходство с уродливым изображением кометы
из популярной книжки по астрономии.
— Черти неуклюжие! Придумали устроить выставку сокровищ своих на
песке и болоте. С одной стороны — выставка, с другой — ярмарка, а в середине — развеселое Кунавино-село, где
из трех домов два набиты нищими и речными ворами, а один — публичными девками.
День был неприятный. Тревожно метался ветер, раздувая
песок дороги, выскакивая из-за углов. В небе суетились мелко изорванные облака, солнце тоже беспокойно суетилось, точно заботясь как можно лучше осветить странную фигуру китайца.
Прошла высокая, толстая женщина с желтым, студенистым лицом, ее стеклянные глаза вытеснила
из глазниц базедова болезнь, женщина держала голову так неподвижно, точно боялась, что глаза скатятся по щекам на
песок дорожки.
В сотне шагов от Самгина насыпь разрезана рекой, река перекрыта железной клеткой моста, из-под него быстро вытекает река, сверкая, точно ртуть, река не широкая, болотистая, один ее берег густо зарос камышом, осокой, на другом размыт
песок, и на всем видимом протяжении берега моются, ходят и плавают в воде солдаты, моют лошадей, в трех местах — ловят рыбу бреднем, натирают груди, ноги, спины друг другу теплым, жирным илом реки.
В одном месте на
песке идет борьба, как в цирке, в другом покрывают крышу барака зелеными ветвями, вдали, почти на опушке леса, разбирают барак, построенный
из круглых жердей.
Неточные совпадения
— Kaк счесть деревья? — смеясь сказал Степан Аркадьич, всё желая вывести приятеля
из его дурного расположения духа. — Сочесть
пески, лучи планет хотя и мог бы ум высокий….
Вдали мелькали
пески, выступали картинно одна из-за другой осиновые рощи; быстро пролетали мимо их кусты лоз, тонкие ольхи и серебристые тополи, ударявшие ветвями сидевших на козлах Селифана и Петрушку.
Его лицо, если можно назвать лицом нос, губы и глаза, выглядывавшие
из бурно разросшейся лучистой бороды и пышных, свирепо взрогаченных вверх усов, казалось бы вяло-прозрачным, если бы не глаза, серые, как
песок, и блестящие, как чистая сталь, с взглядом смелым и сильным.
А тут раздался со двора в пять голосов: «Картофеля!
Песку,
песку не надо ли! Уголья! Уголья!.. Пожертвуйте, милосердные господа, на построение храма господня!» А
из соседнего, вновь строящегося дома раздавался стук топоров, крик рабочих.
Ему пришла в голову прежняя мысль «писать скуку»: «Ведь жизнь многостороння и многообразна, и если, — думал он, — и эта широкая и голая, как степь, скука лежит в самой жизни, как лежат в природе безбрежные
пески, нагота и скудость пустынь, то и скука может и должна быть предметом мысли, анализа, пера или кисти, как одна
из сторон жизни: что ж, пойду, и среди моего романа вставлю широкую и туманную страницу скуки: этот холод, отвращение и злоба, которые вторглись в меня, будут красками и колоритом… картина будет верна…»