Неточные совпадения
— Вы, Самгин, рассуждаете наивно. У вас в голове каша. Невозможно понять: кто вы? Идеалист? Нет. Скептик? Не похоже. Да и когда бы вам, юноша, нажить скепсис? Вот у Туробоева скептицизм законен; это мироощущение
человека, который хорошо чувствует, что его
класс сыграл свою роль и быстро сползает по наклонной плоскости в небытие.
— Совершенно ясно, что культура погибает, потому что
люди привыкли жить за счет чужой силы и эта привычка насквозь проникла все
классы, все отношения и действия
людей. Я — понимаю: привычка эта возникла из желания
человека облегчить труд, но она стала его второй природой и уже не только приняла отвратительные формы, но в корне подрывает глубокий смысл труда, его поэзию.
Если каждый
человек действует по воле
класса, группы, то, как бы ловко ни скрывал он за фигурными хитросплетениями слов свои подлинные желания и цели, всегда можно разоблачить истинную суть его — силу групповых и классовых повелений.
— Новое течение в литературе нашей — весьма показательно. Говорят, среди этих символистов, декадентов есть талантливые
люди. Литературный декаданс указывал бы на преждевременное вырождение
класса, но я думаю, что у нас декадентство явление подражательное, юнцы наши подражают творчеству жертв и выразителей психического распада буржуазной Европы. Но, разумеется, когда подрастут — выдумают что-нибудь свое.
— «
Людей, говорит, моего
класса, которые принимают эту философию истории как истину обязательную и для них, я, говорит, считаю ду-ра-ка-ми, даже — предателями по неразумию их, потому что неоспоримый закон подлинной истории — эксплоатация сил природы и сил
человека, и чем беспощаднее насилие — тем выше культура». Каково, а? А там — закоренелые либералы были…
Рындин — разорившийся помещик, бывший товарищ народовольцев, потом — толстовец, теперь — фантазер и анархист, большой, сутулый, лет шестидесяти, но очень моложавый; у него грубое, всегда нахмуренное лицо, резкий голос, длинные руки. Он пользуется репутацией
человека безгранично доброго,
человека «не от мира сего». Старший сын его сослан, средний — сидит в тюрьме, младший, отказавшись учиться в гимназии, ушел из шестого
класса в столярную мастерскую. О старике Рындине Татьяна сказала...
— Лозунг командующих
классов — назад, ко всяческим примитивам в литературе, в искусстве, всюду. Помните приглашение «назад к Фихте»? Но — это вопль испуганного схоласта, механически воспринимающего всякие идеи и страхи, а конечно, позовут и дальше — к церкви, к чудесам, к черту, все равно — куда, только бы дальше от разума истории, потому что он становится все более враждебен
людям, эксплуатирующим чужой труд.
В ней не было ничего от пропагандистки, агитаторши, и она не казалась
человеком, хорошо изучившим теорию борьбы
классов.
«Баран, — думал Самгин, вспоминая слова Тагильского о
людях, которые предают интересы своего
класса. — Чего ради?» — спрашивал он себя в сотый раз.
И вот, безболезненно порвав связь с женщиной, закончив полосу жизни, чувствуя себя свободным, настроенный лирически мягко, он — который раз? — сидит в вагоне второго
класса среди давно знакомых, обыкновенных
людей, но сегодня в них чувствуется что-то новое и они возбуждают не совсем обыкновенные мысли.
И — еще раз: эволюция невозможна без сотрудничества
классов, — эта истина утверждается всей историей культурного развития Европы, и отрицать эту истину могут только
люди, совершенно лишенные чувства ответственности пред историей…
— О, нет! Это меня не… удовлетворяет. Я — сломал ногу. Это будет материальный убиток, да! И я не уйду здесь. Я требую доктора… — Офицер подвинулся к нему и стал успокаивать, а судейский спросил Самгина, не заметил ли он в вагоне
человека, который внешне отличался бы чем-нибудь от пассажира первого
класса?
Я столкнулся с
человеком класса, который живет конкуренцией.
— В рабочем
классе скрыто огромное количество разнообразно талантливых
людей, и все они погибают зря, — сухо и холодно говорил Юрин. — Вот, например…
— Напрасно усмехаетесь. Никакая она не деятельница, а просто — революционерка, как все честные
люди бедного сословия.
Класса, — прибавила она. — И — не сумасшедшая, а… очень просто, если бы у вас убили любимого
человека, так ведь вас это тоже ударило бы.
— Этот ваш приятель, нарядившийся рабочим, пытается изобразить несуществующее, фантазию авантюристов. Я утверждаю: учение о
классах — ложь,
классов — нет, есть только
люди, развращенные материализмом и атеизмом, наукой дьявола, тщеславием, честолюбием.
Эти
люди, заполняющие амфитеатр, слишком разнообразно одетые, ведут себя нервозно, точно школьники в
классе, из которого ушел учитель.
Это качество скрыто глубоко в области эмоции, и оно обеспечивает
человеку полную свободу, полную независимость мысли от насилия истории, эпохи,
класса.
Нет, историю двигают, конечно, не
классы, не слепые скопища
людей, а — единицы, герои, и англичанин Карлейль ближе к истине, чем немецкий еврей Маркс.
— Нет, уже кончать буду я… то есть не — я, а рабочий
класс, — еще более громко и решительно заявил рыжеватый и, как бы отталкиваясь от
людей, которые окружали его, стал подвигаться к хозяину, говоря...
— Рабочий
класс хочет быть сытым и хочет иметь право на квалификацию, а для этого, извините, он должен вырвать власть из рук сытых
людей.
— У пролетариата — своя задача. Его передовые
люди понимают, что рабочему
классу буржуазные реформы ничего не могут дать, и его дело не в том, чтоб заменить оголтелое самодержавие — республикой для вящего удобства жизни сытеньких, жирненьких.
Неточные совпадения
Расспросив подробности, которые знала княгиня о просившемся молодом
человеке, Сергей Иванович, пройдя в первый
класс, написал записку к тому, от кого это зависело, и передал княгине.
В общество это затянули его два приятеля, принадлежавшие к
классу огорченных
людей, добрые
люди, но которые от частых тостов во имя науки, просвещения и прогресса сделались потом формальными пьяницами.
Но автор весьма совестится занимать так долго читателей
людьми низкого
класса, зная по опыту, как неохотно они знакомятся с низкими сословиями.
Робкий, апатический характер мешал ему обнаруживать вполне свою лень и капризы в чужих
людях, в школе, где не делали исключений в пользу балованных сынков. Он по необходимости сидел в
классе прямо, слушал, что говорили учителя, потому что другого ничего делать было нельзя, и с трудом, с потом, со вздохами выучивал задаваемые ему уроки.
— Да, темная… «Чин из четырнадцати овчин — это я понимаю, так как я сама за чиновником была. Это значит, что он четырнадцатого
класса. А насчет имени и рекомендаций, прямо объявляет, что насчет рекомендаций, говорит, я ими пренебрегаю и у меня их нет, а я гениальные мысли имею и знаю достойных
людей, которые всякий мой план готовы привести за триста рублей в исполнение».