Неточные совпадения
Ходил Томилин в синем пузыре
рубахи из какой-то очень жесткой материи, в тяжелых, мужицких сапогах, в черных брюках.
— Итак, Ваня, что же сделал Александр Невский? — спрашивал он, остановясь у двери и одергивая
рубаху. Дронов быстро и четко отвечал...
Уроки Томилина становились все более скучны, менее понятны, а сам учитель как-то неестественно разросся в ширину и осел к земле. Он переоделся в белую
рубаху с вышитым воротом, на его голых, медного цвета ногах блестели туфли зеленого сафьяна. Когда Клим, не понимая чего-нибудь, заявлял об этом ему, Томилин, не сердясь, но с явным удивлением, останавливался среди комнаты и говорил почти всегда одно и то же...
Любу Сомову схватил и увлек ее знакомый, исключенный из гимназии Иноков, кавалер, неказисто и легко одетый в суконную
рубаху, заправленную за пояс штанов, слишком широких для него, в лохматой, овчинной шапке набекрень.
Сонный и сердитый, ходил на кривых ногах Дронов, спотыкался, позевывал, плевал; был он в полосатых тиковых подштанниках и темной
рубахе, фигура его исчезала на фоне кустов, а голова плавала в воздухе, точно пузырь.
Там явился длинноволосый человек с тонким, бледным и неподвижным лицом, он был никак, ничем не похож на мужика, но одет по-мужицки в серый, домотканого сукна кафтан, в тяжелые, валяные сапоги по колено, в посконную синюю
рубаху и такие же штаны.
На костях его плеч висел широкий пиджак железного цвета, расстегнутый на груди, он показывал сероватую
рубаху грубого холста; на сморщенной шее, под острым кадыком, красный, шелковый платок свернулся в жгут, платок был старенький и посекся на складках.
Работало человек двадцать пыльных людей, но из них особенно выделялись двое: кудрявый, толстогубый парень с круглыми глазами на мохнатом лице, сером от пыли, и маленький старичок в синей
рубахе, в длинном переднике.
На пороге одной из комнаток игрушечного дома он остановился с невольной улыбкой: у стены на диване лежал Макаров, прикрытый до груди одеялом, расстегнутый ворот
рубахи обнажал его забинтованное плечо; за маленьким, круглым столиком сидела Лидия; на столе стояло блюдо, полное яблок; косой луч солнца, проникая сквозь верхние стекла окон, освещал алые плоды, затылок Лидии и половину горбоносого лица Макарова. В комнате было душисто и очень жарко, как показалось Климу. Больной и девушка ели яблоки.
Дмитрий лежал на койке, ступня левой ноги его забинтована; в синих брюках и вышитой
рубахе он был похож на актера украинской труппы. Приподняв голову, упираясь рукою в постель, он морщился и бормотал...
Казалось, что и одет он с небрежностью нарочитой: под затасканным, расстегнутым сюртуком очень дорогого сукна — шелковая
рубаха.
В столовую шумно вбежала кругленькая Сомова, а за нею, точно идя вброд по скользким камням, осторожно шагал высокий юноша в синих штанах, в
рубахе небеленого холста, в каких-то сандалиях на босых ногах.
Опасаясь, что Макаров тоже пойдет к девушкам, Самгин решил посетить их позднее и вошел в комнату. Макаров сел на стул, расстегнул ворот
рубахи, потряс головою и, положив тетрадку тонкой бумаги на подоконник, поставил на нее пепельницу.
Около мельницы бородатый мужик в красной
рубахе, игрушечно маленький, конопатил днище лодки, гулкие удары деревянного молотка четко звучали в тишине.
Туробоев отошел в сторону, Лютов, вытянув шею, внимательно разглядывал мужика, широкоплечего, в пышной шапке сивых волос, в красной
рубахе без пояса; полторы ноги его были одеты синими штанами. В одной руке он держал нож, в другой — деревянный ковшик и, говоря, застругивал ножом выщербленный край ковша, поглядывая на господ снизу вверх светлыми глазами. Лицо у него было деловитое, даже мрачное, голос звучал безнадежно, а когда он перестал говорить, брови его угрюмо нахмурились.
Беззвучно погружая весла в воду, лодку гнал широкоплечий, светловолосый парень в серой
рубахе.
— Не попа-ал! — взвыл он плачевным волчьим воем, барахтаясь в реке. Его красная
рубаха вздулась на спине уродливым пузырем, судорожно мелькала над водою деревяшка с высветленным железным кольцом на конце ее, он фыркал, болтал головою, с волос головы и бороды разлетались стеклянные брызги, он хватался одной рукой за корму лодки, а кулаком другой отчаянно колотил по борту и вопил, стонал...
Два парня в новых
рубахах, сшитых как будто из розовой жести, похожие друг на друга, как два барана, остановились у крыльца, один из них посмотрел на дачников, подошел к слепой, взял ее за руку и сказал непреклонно...
Рыжие волосы на голове его стояли дыбом, клочковатая борода засунута за ворот пестрядинной
рубахи.
Кривоногий кузнец забежал в тыл той группы, которая тянула прямо от колокольни, и стал обматывать конец веревки вокруг толстого ствола ветлы, у корня ее; ему помогал парень в розовой
рубахе. Веревка, натягиваясь все туже, дрожала, как струна, люди отскакивали от нее, кузнец рычал...
Под ветлой стоял Туробоев, внушая что-то уряднику, держа белый палец у его носа. По площади спешно шагал к ветле священник с крестом в руках, крест сиял, таял, освещая темное, сухое лицо. Вокруг ветлы собрались плотным кругом бабы, урядник начал расталкивать их, когда подошел поп, — Самгин увидал под ветлой парня в розовой
рубахе и Макарова на коленях перед ним.
За чаем, сидя в ночной, до пят,
рубахе, без панталон, в туфлях на босую ногу, задыхаясь от жары, стирая с лица масляный пот, он рычал...
Сгреб руками бороду, сунул ее за ворот
рубахи и присосался к стакану молока. Затем — фыркнул, встряхнул головою и продолжал...
От синих изразцов печки отделился, прихрамывая, лысый человек, в длинной, ниже колен, чесунчовой
рубахе, подпоясанной толстым шнурком с кистями, и сказал, всхрапнув, всасывая слова...
— Именно: конурки русского, московского, народнейшего бога! Замечательный бог у нас, — простота! Не в ризе, не в мантии, а — в рубахе-с, да, да! Бог наш, как народ наш, — загадка всему миру!
«Человек — это система фраз, не более того. Конурки бога, — я глупо сказал. Глупо. Но еще глупее московский бог в
рубахе. И — почему сны в Орле приятнее снов в Петербурге? Ясно, что все эти пошлости необходимы людям лишь для того, чтоб каждый мог отличить себя от других. В сущности — это мошенничество».
Среди комнаты стоял Владимир Лютов в длинной, по щиколотки, ночной
рубахе, стоял, держа гитару за конец грифа, и, опираясь на нее, как на дождевой зонт, покачивался. Присматриваясь к вошедшим, он тяжело дышал, под расстегнутой
рубахой выступали и опадали ребра, было странно видеть, что он так костляв.
Клим видел, как под
рубахой трясутся ноги Лютова, и ждал, что из его вывихнутых глаз потекут слезы.
После взрыва отчаянного восторга своего Лютов вдруг как будто отрезвел, стал спокойнее и, уступив настояниям Макарова, сел на диван, отирая рукавом
рубахи вдруг и обильно вспотевшее лицо свое.
Вошел Лютов с мокрой, гладко причесанной головой, в брюках и рубахе-косоворотке.
— Делай! — сказал он дьякону. Но о том, почему русские — самый одинокий народ в мире, — забыл сказать, и никто не спросил его об этом. Все трое внимательно следили за дьяконом, который, засучив рукава, обнажил не очень чистую
рубаху и странно белую, гладкую, как у женщины, кожу рук. Он смешал в четырех чайных стаканах портер, коньяк, шампанское, посыпал мутно-пенную влагу перцем и предложил...
— Двести пятьдесят тысяч
рубах; армию одеть можно!
— Красные
рубахи — точно раны, — пробормотал Макаров и зевнул воющим звуком. — Должно быть, наврали, никаких событий нет, — продолжал он, помолчав. — Скучно смотреть на концентрированную глупость.
Ехала бугристо нагруженная зеленая телега пожарной команды, под ее дугою качался и весело звонил колокольчик. Парой рыжих лошадей правил краснолицый солдат в синей
рубахе, медная голова его ослепительно сияла. Очень странное впечатление будили у Самгина веселый колокольчик и эта медная башка, сиявшая празднично. За этой телегой ехала другая, третья и еще, и над каждой торжественно возвышалась медная голова.
На нем висел широкий, с чужого плеча, серый измятый пиджак с оторванным карманом, пестренькая ситцевая
рубаха тоже была разорвана на груди; дешевые люстриновые брюки измазаны зеленой краской.
Сунув голову в
рубаху и выглядывая из нее, точно из снежного сугроба, Маракуев продолжал...
На нем широкая ночная
рубаха, рукава ее сбиты на плечи, точно измятые крылья, незастегнутый ворот обнажает грудь.
Иноков был зловеще одет в черную, суконную
рубаху, подпоясанную широким ремнем, черные брюки его заправлены в сапоги; он очень похудел и, разглядывая всех сердитыми глазами, часто, вместе с Робинзоном, подходил к столу с водками. И всегда за ними боком, точно краб, шел редактор. Клим дважды слышал, как он говорил фельетонисту вполголоса...
Там и тут резко выделялись красные пятна кумачных
рубах, лоснились на солнце плисовые шаровары, блестели голенища ярко начищенных сапог.
Человек с серьгой в ухе не ответил. Вместо него словоохотливо заговорил его сосед, стройный красавец в желтой шелковой
рубахе...
Завязалась неторопливая беседа, и вскоре Клим узнал, что человек в желтой
рубахе — танцор и певец из хора Сниткина, любимого по Волге, а сосед танцора — охотник на медведей, лесной сторож из удельных лесов, чернобородый, коренастый, с круглыми глазами филина.
Он шел и смотрел, как вырастают казармы; они строились тремя корпусами в форме трапеции, средний был доведен почти до конца, каменщики выкладывали последние ряды третьего этажа, хорошо видно было, как на краю стены шевелятся фигурки в красных и синих
рубахах, в белых передниках, как тяжело шагают вверх по сходням сквозь паутину лесов нагруженные кирпичами рабочие.
Особенно прытко, точно жеребенок, бежал подросток в синей
рубахе, бежал и оглушительно визжал...
Другой человек летел вытянувшись, вскинув руки вверх, он был неестественно длинен, а неподпоясанная красная
рубаха вздулась и сделала его похожим на тюльпан.
— В Крыму был один социалист, так он ходил босиком, в парусиновой
рубахе, без пояса, с расстегнутым воротом; лицо у него детское, хотя с бородкой, детское и обезьянье. Он возил воду в бочке, одной старушке толстовке…
На нем новая
рубаха из чесунчи, и весь он вымыт, выглажен, точно собрался под венец или к причастию.
В пестрой ситцевой
рубахе, в измятом, выцветшем пиджаке, в ботинках, очень похожих на башмаки деревенской бабы, он имел вид небогатого лавочника. Волосы подстрижены в скобку, по-мужицки; широкое, обветренное лицо с облупившимся носом густо заросло темной бородою, в глазах светилось нечто хмельное и как бы даже виноватое.
Одет был Долганов нелепо, его узкие плечи облекал старенький, измятый сюртук, под сюртуком синяя рубаха-косоворотка, на длинных ногах — серые новенькие брюки из какой-то жесткой материи.
За городом работали сотни три землекопов, срезая гору, расковыривая лопатами зеленоватые и красные мергеля, — расчищали съезд к реке и место для вокзала. Согнувшись горбато, ходили люди в
рубахах без поясов, с расстегнутыми воротами, обвязав кудлатые головы мочалом. Точно избитые собаки, визжали и скулили колеса тачек. Трудовой шум и жирный запах сырой глины стоял в потном воздухе. Группа рабочих тащила волоком по земле что-то железное, уродливое, один из них ревел...
Дунаев был босой, в старенькой
рубахе, подпоясанной ремнем, в заношенных брюках, к правому колену привязан бечевкой кусок кожи.