Неточные совпадения
— Сейчас же после перемены вчера его и схопали. Выгонят.
Узнать бы,
кто донес, сволочь.
— Забыл я: Иван писал мне, что он с тобой разошелся. С
кем же ты живешь, Вера, а? С богатым, видно? Адвокат, что ли? Ага, инженер. Либерал? Гм… А Иван — в Германии, говоришь? Почему же не в Швейцарии? Лечится? Только лечится? Здоровый был. Но — в принципах не крепок. Это все
знали.
Насыщались прилежно, насытились быстро, и началась одна из тех бессвязных бесед, которые Клим с детства
знал. Кто-то пожаловался на холод, и тотчас, к удивлению Клима, молчаливая Спивак начала восторженно хвалить природу Кавказа. Туробоев, послушав ее минуту, две, зевнул и сказал с подчеркнутой ленцой...
— Любопытна слишком. Ей все надо
знать — судоходство, лесоводство. Книжница. Книги портят женщин. Зимою я познакомился с водевильной актрисой, а она вдруг спрашивает: насколько зависим Ибсен от Ницше? Да черт их
знает,
кто от
кого зависит! Я — от дураков. Мне на днях губернатор сказал, что я компрометирую себя, давая работу политическим поднадзорным. Я говорю ему: Превосходительство! Они относятся к работе честно! А он: разве, говорит, у нас, в России, нет уже честных людей неопороченных?
—
Знаете, на
кого царь похож? — спросил Иноков. Клим безмолвно взглянул в лицо его, ожидая грубости. Но Иноков сказал задумчиво...
Клим спросил еще стакан чаю, пить ему не хотелось, но он хотел
знать,
кого дожидается эта дама? Подняв вуаль на лоб, она писала что-то в маленькой книжке, Самгин наблюдал за нею и думал...
— Ничего не
знаете! — крикнул Диомидов. — Пророка Еноха почитали бы, у него сказано, что искусствам дочери человеческие от падших ангелов научились, а падшие-то ангелы —
кто?
«Ты, наверное, из тех,
кого называют «чувственными», которые забавляются, а не любят, хотя я не
знаю, что значит любить».
— Не
знаю, чему и
кого обучает Поярков, — очень сухо сказал Самгин. — Но мне кажется, что в культурном мире слишком много… странных людей, существование которых свидетельствует, что мир этот — нездоров.
—
Кто такой дядя Миша, ты, конечно,
знаешь…
— Ты не
знаешь, это правда, что Алина поступила в оперетку и что она вообще стала доступной женщиной. Да? Это — ужасно! Подумай —
кто мог ожидать этого от нее!
Но — передумал и, через несколько дней, одетый алхимиком, стоял в знакомой прихожей Лютова у столика, за которым сидела, отбирая билеты, монахиня, лицо ее было прикрыто полумаской, но по неохотной улыбке тонких губ Самгин тотчас же
узнал,
кто это. У дверей в зал раскачивался Лютов в парчовом кафтане, в мурмолке и сафьяновых сапогах; держа в руке, точно зонтик, кривую саблю, он покрякивал, покашливал и, отвешивая гостям поклоны приказчика, говорил однообразно и озабоченно...
— Красиво сидит, — шептала Варвара. —
Знаешь,
кого я встретила в школе? Дунаева, рабочий, такой веселый, помнишь? Он там сторож или что-то в этом роде. Не
узнал меня, но это он — нарочно.
— Ну,
кто тебя не
знает, Василь Васильич, — ответил казак, выковыривая ножом куски арбуза и вкладывая их в свой волосатый рот.
— Я тебя, мужчина,
узнаю,
кто ты есть!
— Ну,
знаете, вы, кажется, тоже, — перебила его Татьяна и, после паузы, договорила с неприятной усмешкой: — Тоже неизвестно
кто!
— Представь — не огорчает, — как бы с удивлением отозвалась она. —
Знаешь, как-то понятнее все становится:
кто, куда, зачем.
Почему на нем лежит обязанность быть умником, все
знать, обо всем говорить, служить эоловой арфой, —
кому служить?
Фактами такого рода Иван Дронов был богат, как еж иглами; он сообщал,
кто из студентов подал просьбу о возвращении в университет,
кто и почему пьянствует, он
знал все плохое и пошлое, что делали люди, и охотно обогащал Самгина своим «знанием жизни».
— Я — не понимаю: к чему этот парад? Ей-богу, право, не
знаю — зачем? Если б, например, войска с музыкой… и чтобы духовенство участвовало, хоругви, иконы и — вообще — всенародно, ну, тогда — пожалуйста! А так,
знаете, что же получается? Раздробление как будто. Сегодня — фабричные, завтра — приказчики пойдут или, скажем, трубочисты, или еще
кто, а — зачем, собственно? Ведь вот какой вопрос поднимается! Ведь не на Ходынское поле гулять пошли, вот что-с…
—
Кто это — Корнев? — спросила она, и Самгин рассказал ей о Корневе все, что
знал, а она, выслушав его, вздохнула, улыбнулась...
— Тихонько — можно, — сказал Лютов. — Да и
кто здесь
знает, что такое конституция, с чем ее едят?
Кому она тут нужна? А слышал ты: будто в Петербурге какие-то хлысты, анархо-теологи, вообще — черти не нашего бога, что-то вроде цезаропапизма проповедуют? Это, брат, замечательно! — шептал он, наклоняясь к Самгину. — Это — очень дальновидно! Попы, люди чисто русской крови, должны сказать свое слово! Пора. Они — скажут, увидишь!
— Проснулись, как собаки осенней ночью, почуяли страшное, а на
кого лаять — не
знают и рычат осторожно.
— Да! —
знаешь,
кого я встретила? Марину. Она тоже вдова, давно уже. Ах, Клим, какая она! Огромная, красивая и… торгует церковной утварью! Впрочем — это мелочь. Она — удивительна! Торговля — это ширма. Я не могу рассказать тебе о ней всего, — наш поезд идет в двенадцать тридцать две.
— Нет! — крикнул Дронов. — Честному человеку — не предложат! Тебе — предлагали? Ага! То-то! Нет, он
знал, с
кем говорит, когда говорил со мной, негодяй! Он почувствовал: человек обозлен, ну и… попробовал. Поторопился, дурак! Я, может быть, сам предложил бы…
—
Кто может
знать это? — пробормотал Самгин, убедясь, что действительно бывает ощущение укола в сердце…
«Возможно, что она и была любовницей Васильева», — подумал он и спросил: — Ты, конечно, понимаешь, как важно было бы
узнать,
кто эта женщина?
— Социал-демократы — политические подростки. Я
знаю всех этих Маратов, Бауманов, — крикуны! Крестьянский союз — вот
кто будет делать историю…
— Ты — молчи, потерянный человек, я уж
знаю,
кого чем кормить надо!
— Она —
знает! — подмигнул Лютов и, широко размахнув руками, рассыпался: — Радости-то сколько, а? На три Европы хватит! И, ты погляди, —
кто радуется?
— Вот как — разбрызгивали, разбрасывали нас
кого куда и — вот, соединяйтесь! Замечательно! Ну,
знаете, и плотно же соединились! — говорил Митрофанов, толкая его плечом, бедром.
«
Кого же защищают?» — догадывался Самгин. Среди защитников он
узнал угрюмого водопроводчика, который нередко работал у Варвары, студента — сына свахи, домовладелицы Успенской, и, кроме племянника акушерки, еще двух студентов, — он помнил их гимназистами. Преобладала молодежь, очевидно — ремесленники, но было человек пять бородатых, не считая дворника Николая. У одного из бородатых из-под нахлобученного картуза торчали седоватые космы волос, а уши — заткнуты ватой.
«Не
знает, с
кем идти,
кому служить».
— Он из семьи Лордугина, — сказала Марина и усмехнулась. — Не слыхал такой фамилии? Ну, конечно! С
кем был в родстве любой литератор, славянофил, декабрист — это вы, интеллигенты, досконально
знаете, а духовные вожди, которых сам народ выдвигал мимо университетов, — они вам не известны.
— Нет, я не хуже собаки
знаю,
кто — каков! Я не умная, а —
знаю…
Отношение к этой женщине не определялось. Раздражали неприятная ее самоуверенность и властность, раздражало и то, что она заставила высказаться. Последнее было особенно досадно. Самгин
знал, что он никогда еще и ни с
кем не говорил так, как с нею.
— Я —
знаю. Я все вижу:
кто, куда.
— Я не спрашиваю —
кто, я спрашиваю — за что? И я надеюсь, Борис, что ты не
знаешь, что такое революционеры, социалисты и
кому они служат. Возьми еще брусники, Матвей!
— «Сократы, Зеноны и Диогены могут быть уродами, а служителям культа подобает красота и величие», —
знаешь,
кто сказал это?
— Ну — довольно! Я тебе покаялась, исповедовалась, теперь ты
знаешь,
кто я. Уж разреши просить, чтобы все это — между нами. В скромность, осторожность твою я, разумеется, верю,
знаю, что ты — конспиратор, умеешь молчать и о себе и о других. Но — не проговорись как-нибудь случайно Валентину, Лидии.
— Избит, но — ничего опасного нет, кости — целы. Скрывает,
кто бил и где, — вероятно, в публичном, у девиц. Двое суток не говорил —
кто он, но вчера я пригрозил ему заявить полиции, я же обязан! Приходит юноша, избитый почти до потери сознания, ну и… Время,
знаете, требует… ясности!
— Проходите. Садитесь, — сказал Самгин не очень любезно. — Ну-с, — у меня был Самойлов и познакомил с вашими приключениями… с вашими похождениями. Но мне нужно подробно
знать, что делалось в этом кружке.
Кто эти мальчики?
— Не
знаю, — сказал Попов. — Кто-то звонил ей, похоже — консул.
— Применяют безобразное, чтоб подчеркнуть красоту, понимаешь? Они, милейший мой,
знают,
кого чем взять за жабры. Из-за этой душечки уже две дуэли было…
«Нужен дважды гениальный Босх, чтоб превратить вот такую действительность в кошмарный гротеск», — подумал Самгин, споря с кем-то,
кто еще не успел сказать ничего, что требовало бы возражения. Грусть, которую он пытался преодолеть, становилась острее, вдруг почему-то вспомнились женщины, которых он
знал. «За эти связи не поблагодаришь судьбу… И в общем надо сказать, что моя жизнь…»
— Вас, юристов, эти вопросы не так задевают, как нас, инженеров. Грубо говоря — вы охраняете права тех,
кто грабит и
кого грабят, не изменяя установленных отношений. Наше дело — строить, обогащать страну рудой, топливом, технически вооружать ее. В деле призвания варягов мы лучше купца
знаем, какой варяг полезней стране, а купец ищет дешевого варяга. А если б дали денег нам, мы могли бы обойтись и без варягов.
Первым,
кто решился
узнать, в чем дело, был владелец меняльной лавки К. Ф. Храпов.