Неточные совпадения
По воскресеньям, вечерами, у
дяди Хрисанфа собирались его приятели, люди солидного возраста и одинакового настроения; все они были обижены, и каждый из них приносил слухи и факты, еще более углублявшие их обиды; все они
любили выпить и поесть, а
дядя Хрисанф обладал огромной кухаркой Анфимовной, которая пекла изумительные кулебяки. Среди этих людей было два актера, убежденных, что они сыграли все роли свои так, как никто никогда не играл и уже никто не сыграет.
— Ну, это, брат, глупости! — возмущался
дядя Хрисанф. — Как это — не
люблю?
— Британцев не
люблю, — сказал
дядя Хрисанф.
—
Дядя мой, оказывается. Это — недавно открылось. Он — не совсем
дядя, а был женат на сестре моей матери, но он
любит семейственность, родовой быт и желает, чтоб я считалась его племянницей. Я — могу! Он — добрый и полезный старикан.
— Мне тюремный священник посоветовал. Я, будучи арестантом, прислуживал ему в тюремной церкви, понравился, он и говорит: «Если — оправдают, иди в монахи». Оправдали. Он и схлопотал. Игумен —
дядя родной ему. Пьяный человек, а — справедливый. Светские книги
любил читать — Шехерезады сказки, «Приключения Жиль Блаза», «Декамерон». Я у него семнадцать месяцев келейником был.
Дело было перед последним моим экзаменом Я сел на порожке и читаю; вдруг, вижу я, за куртиной дядя стоит в своем белом парусинном халате на коленях и жарко молится: поднимет к небу руки, плачет, упаде! в траву лицом и опять молится, молится без конца Я очень
любил дядю и очень ему верил и верю.
Воспитательница его, графиня Марья, все силы употребляла, чтобы заставить Николиньку любить ее мужа так же, как она его любила, и Николинька
любил дядю; но любил с чуть заметным оттенком презрения.
Неточные совпадения
Перед ним стояла не одна губернаторша: она держала под руку молоденькую шестнадцатилетнюю девушку, свеженькую блондинку с тоненькими и стройными чертами лица, с остреньким подбородком, с очаровательно круглившимся овалом лица, какое художник взял бы в образец для Мадонны и какое только редким случаем попадается на Руси, где
любит все оказаться в широком размере, всё что ни есть: и горы и леса и степи, и лица и губы и ноги; ту самую блондинку, которую он встретил на дороге, ехавши от Ноздрева, когда, по глупости кучеров или лошадей, их экипажи так странно столкнулись, перепутавшись упряжью, и
дядя Митяй с
дядею Миняем взялись распутывать дело.
Года через полтора он приехал в Москву, мне хотелось его видеть, я его
любил за крестьян и за несправедливое недоброжелательство к нему его
дядей.
Детей у него было четверо и всё сыновья —
дядя любил мудреные имена, и потому сыновья назывались: Ревокат, Феогност, Селевк и Помпей — были тоже придавлены и испуганы, по крайней мере, в присутствии отца, у которого на лице, казалось, было написано: «А вот я тебя сейчас прокляну!» Когда я зазнал их, это были уже взрослые юноши, из которых двое посещали университет, а остальные кончали гимназию.
Аня. Я верю тебе,
дядя. Тебя все
любят, уважают… но, милый
дядя, тебе надо молчать, только молчать. Что ты говорил только что про мою маму, про свою сестру? Для чего ты это говорил?
Аня. Я теперь покойна. В Ярославль ехать не хочется, я не
люблю бабушку, но все же я покойна. Спасибо
дяде. (Садится.)