Неточные совпадения
— Все, брат, как-то тревожно скучают, — сказал он,
хмурясь, взъерошивая волосы рукою. — По литературе не видно, чтобы в прошлом
люди испытывали такую странную скуку. Может быть, это — не скука?
«Конечно, это она потому, что стареет и ревнует», — думал он,
хмурясь и глядя на часы. Мать просидела с ним не более получаса, а казалось, что прошло часа два. Было неприятно чувствовать, что за эти полчаса она что-то потеряла в глазах его. И еще раз Клим Самгин подумал, что в каждом
человеке можно обнаружить простенький стерженек, на котором
человек поднимает флаг своей оригинальности.
Он видел, что Лидия смотрит не на колокол, а на площадь, на
людей, она прикусила губу и сердито
хмурится. В глазах Алины — детское любопытство. Туробоеву — скучно, он стоит, наклонив голову, тихонько сдувая пепел папиросы с рукава, а у Макарова лицо глупое, каким оно всегда бывает, когда Макаров задумывается. Лютов вытягивает шею вбок, шея у него длинная, жилистая, кожа ее шероховата, как шагрень. Он склонил голову к плечу, чтоб направить непослушные глаза на одну точку.
«Ведь не подкупает же меня его физическая сила и ловкость?» — догадывался он,
хмурясь, и все более ясно видел, что один
человек стал мельче, другой — крупнее.
Самгин слушал философические изъявления Митрофанова и
хмурился, опасаясь, что Варвара догадается о профессии постояльца. «Так вот чем занят твой
человек здравого смысла», — скажет она. Самгин искал взгляда Ивана Петровича, хотел предостерегающе подмигнуть ему, а тот, вдохновляясь все более, уже вспотел, как всегда при сильном волнении.
Какая-то сила вытолкнула из домов на улицу разнообразнейших
людей, — они двигались не по-московски быстро, бойко, останавливались, собирались группами, кого-то слушали, спорили, аплодировали, гуляли по бульварам, и можно было думать, что они ждут праздника. Самгин смотрел на них,
хмурился, думал о легкомыслии
людей и о наивности тех, кто пытался внушить им разумное отношение к жизни. По ночам пред ним опять вставала картина белой земли в красных пятнах пожаров, черные потоки крестьян.
— Вы не можете представить себе, что такое письма солдат в деревню, письма деревни на фронт, — говорил он вполголоса, как бы сообщая секрет. Слушал его профессор-зоолог, угрюмый
человек, смотревший на Елену
хмурясь и с явным недоумением, точно он затруднялся определить ее место среди животных. Были еще двое знакомых Самгину — лысый, чистенький старичок, с орденом и длинной поповской фамилией, и пышная томная дама, актриса театра Суворина.
На оратора смотрели сердито
хмурясь, пренебрежительно улыбаясь, а сидевший впереди Самгина бритый и какой-то насквозь серый
человек бормотал, точно окуня выудив...
От плоти демонстрантов отрывались, отскакивали отдельные куски, фигуры, смущенно усмехаясь или угрюмо
хмурясь, шли мимо Самгина, но навстречу им бежали, вливались в массу десятки новых
людей.
Неточные совпадения
— Может быть, для тебя нет. Но для других оно есть, — недовольно
хмурясь, сказал Сергей Иванович. — В народе живы предания о православных
людях, страдающих под игом «нечестивых Агарян». Народ услыхал о страданиях своих братий и заговорил.
Длинный рассказ все тянулся о том, как разгорались чувства молодых
людей и как родители усугубляли над ними надзор, придумывали нравственные истязания, чтоб разлучить их. У Марфеньки навертывались слезы, и Вера улыбалась изредка, а иногда и задумывалась или
хмурилась.
Подойдя к месту шума, Марья Павловна и Катюша увидали следующее: офицер, плотный
человек с большими белокурыми усами,
хмурясь, потирал левою рукой ладонь правой, которую он зашиб о лицо арестанта, и не переставая произносил неприличные, грубые ругательства. Перед ним, отирая одной рукой разбитое в кровь лицо, а другой держа обмотанную платком пронзительно визжавшую девчонку, стоял в коротком халате и еще более коротких штанах длинный, худой арестант с бритой половиной головы.
— Ты делай свое, а их оставь. Всяк сам себе. Бог знает, кого казнить, кого миловать, а не мы знаем, — проговорил старик. — Будь сам себе начальником, тогда и начальников не нужно. Ступай, ступай, — прибавил он, сердито
хмурясь и блестя глазами на медлившего в камере Нехлюдова. — Нагляделся, как антихристовы слуги
людьми вшей кормят. Ступай, ступай!
«Что же ты
хмуришься, брат, — спросил его Кирила Петрович, — или псарня моя тебе не нравится?» — «Нет, — отвечал он сурово, — псарня чудная, вряд
людям вашим житье такое ж, как вашим собакам».