Неточные совпадения
Рядом с могучей
Мариной Дмитрий, неуклюже составленный из широких костей и плохо прилаженных к ним мускулов, казался
маленьким, неудачным. Он явно блаженствовал, сидя плечо в плечо с
Мариной, а она все разглядывала Клима отталкивающим взглядом, и в глубине ее зрачков вспыхивали рыжие искры.
Рядом с нею села
Марина, в пышном, сиреневого цвета платье, с буфами на плечах, со множеством складок и оборок, которые расширяли ее мощное тело; против сердца ее, точно орден, приколоты
маленькие часы с эмалью.
Она сказала все это негромко, не глядя на Самгина, обмахивая
маленьким платком ярко разгоревшееся лицо. Клим чувствовал: она не надеется, что слова ее будут поняты. Он заметил, что Дуняша смотрит из-за плеча
Марины упрашивающим взглядом, ей — скучно.
«
Маленький негодяй хочет быть большим, но чего-то боится», — решил Самгин, толкнув коленом стул, на котором сидел Дронов, и стал тщательно одеваться, собираясь к
Марине.
Самгин разорвал записку на мелкие кусочки, сжег их в пепельнице, подошел к стене, прислушался, — в соседнем номере было тихо. Судаков и «подозрительный» мешали обдумывать
Марину, — он позвонил, пришел коридорный —
маленький старичок, весь в белом и седой.
Когда в дверях буфета сочно прозвучал голос
Марины, лохматая голова быстро вскинулась, показав смешное, плоское лицо, с широким носом и необыкновенными глазами, — очень большие белки и
маленькие, небесно-голубые зрачки.
Говоря, она одевалась. Вышли на двор.
Марина заперла железную дверь большим старинным ключом и спрятала его в муфту. Двор был
маленький, тесный, и отовсюду на него смотрели окна, странно стесняя Самгина.
— Безбедов, Валентин Васильевич, — назвала
Марина, удивительно легко оттолкнув его. Безбедов выпрямился, и Самгин увидал перед собою широколобое лицо, неприятно обнаженные белки глаз и
маленькие, очень голубые льдинки зрачков.
Марина внушительно говорила, что Безбедов может дать мебель, столоваться тоже можно у него, — он возьмет недорого.
Все другие сидели смирно, безмолвно, — Самгину казалось уже, что и от соседей его исходит запах клейкой сырости. Но раздражающая скука, которую испытывал он до рассказа Таисьи, исчезла. Он нашел, что фигура этой женщины напоминает Дуняшу: такая же крепкая, отчетливая, такой же
маленький, красивый рот. Посмотрев на
Марину, он увидел, что писатель шепчет что-то ей, а она сидит все так же величественно.
Но, находясь в грязненькой, полутемной комнате регистратуры, он увидел пред собой розовощекого
маленького старичка, старичок весело улыбался, ходил на цыпочках и симпатично говорил мягким тенорком. Самгин не мог бы объяснить, что именно заставило его попробовать устойчивость старичка. Следуя совету
Марины, он сказал, что занимается изучением сектантства. Старичок оказался не трудным, — внимательно выслушав деловое предложение, он сказал любезно...
Самгин прибавил и тут же решил устроить
Марине маленькую сцену, чтоб на будущее время обеспечить себя от поручений такого рода. Но затем он здраво подумал...
Это было дома у
Марины, в ее
маленькой, уютной комнатке. Дверь на террасу — открыта, теплый ветер тихонько перебирал листья деревьев в саду; мелкие белые облака паслись в небе, поглаживая луну, никель самовара на столе казался голубым, серые бабочки трепетали и гибли над огнем, шелестели на розовом абажуре лампы.
Марина — в широчайшем белом капоте, — в широких его рукавах сверкают голые, сильные руки. Когда он пришел — она извинилась...
— Да, пожалуйста, я вас очень прошу, — слишком громко сказал Турчанинов, и у него покраснели
маленькие уши без мочек, плотно прижатые к черепу. — Я потерял правильное отношение к пространству, — сконфуженно сказал он, обращаясь к
Марине. — Здесь все кажется очень далеким и хочется говорить громко. Я отсутствовал здесь восемь лет.
Самгин подошел к ней как раз в тот момент, когда молния встряхнула, зажгла сумрак
маленькой комнаты и
Марина показалась туго затянутой в шелк.
К этой неприятной для него задаче он приступил у нее на дому, в ее
маленькой уютной комнате. Осенний вечер сумрачно смотрел в окна с улицы и в дверь с террасы; в саду, под красноватым небом, неподвижно стояли деревья, уже раскрашенные утренними заморозками. На столе, как всегда, кипел самовар, —
Марина, в капоте в кружевах, готовя чай, говорила, тоже как всегда, — спокойно, усмешливо...
Начал он рисовать фигуру
Марины маленькой, но постепенно, незаметно все увеличивал, расширял ее и, когда испортил весь лист, — увидал пред собой ряд женских тел, как бы вставленных одно в другое и заключенных в чудовищную фигуру с уродливыми формами.
Марина промолчала, занося что-то карандашом в
маленькую записную книжку. Рассказ Самгина о кружке Пермякова не заинтересовал ее, — послушав, она равнодушно сказала...
Каждый из них, поклонясь
Марине, кланялся всем братьям и снова — ей. Рубаха на ней, должно быть, шелковая, она — белее, светлей. Как Вася, она тоже показалась Самгину выше ростом. Захарий высоко поднял свечу и, опустив ее, погасил, — то же сделала
маленькая женщина и все другие. Не разрывая полукруга, они бросали свечи за спины себе, в угол.
Марина громко и сурово сказала...
Утром, полубольной, сходил на почту, получил там пакет писем из Берлина, вернулся в отель и, вскрыв пакет, нашел в нем среди писем и документов
маленький и легкий конверт, надписанный почерком
Марины.
Попов стоял спиной к двери, в
маленькой прихожей было темно, и Самгин увидал голову
Марины за плечом Попова только тогда, когда она сказала...
Неточные совпадения
Она не стыдливо, а больше с досадой взяла и выбросила в другую комнату кучу белых юбок, принесенных
Мариной, потом проворно прибрала со стульев узелок, брошенный, вероятно, накануне вечером, и подвинула к окну
маленький столик. Все это в две, три минуты, и опять села перед ним на стуле свободно и небрежно, как будто его не было.
— О! пани
Марина, кто же не знает, что вы первая красавица… во всей Польше первая!.. Да… И лучше всех танцевали мазурочки, и одевались лучше всех, и все любили пани
Марину без ума. Пани
Марина сердится на меня, а я
маленький человек и делал только то, чего хотел пан Игнатий.
Надо, впрочем, отдать справедливость директору, что несмотря на то, что он на первых же порах отличил от других новую ученицу и стал явно и настойчиво за нею ухаживать, это не помешало ему убедиться в ее музыкальной неподготовленности и
маленьком голоске, и сдать ее в класс драматического искусства, на руки
Марина — своего безопасного соперника в ферлакурстве, уверив Александру Яковлевну, что лишаясь ее как ученицы, он приносит жертву на алтарь искусства, так как у нее, по его мнению, разделенному с Мариным — авторитетом в этом деле, — несомненные задатки драматической актрисы, и на его совести лежал бы грех лишения отечественной сцены ее лучшего будущего украшения.
Глупые слезы тоски и беспредметной обиды задрожали в груди.
Марина закусила губу, плечи ее задергались. Остро, остро, почти чувственно милы ей были эти полные ручки с ямками на локтях, у запястий перетянутые глубокими складками, и все это
маленькое прелестное тельце. Как будто глаза какие-то у ней раскрылись: что-то особенное было перед нею, необычайное и несравненно милое.