Неточные совпадения
Елизавета, отложив шитье, села к роялю и, объяснив архитектоническое различие сонаты и сюиты,
начала допрашивать Инокова о его «прохождении
жизни». Он рассказывал о себе охотно, подробно и
с недоумением, как о знакомом своем, которого он плохо понимает. Климу казалось, что, говоря, Иноков спрашивает...
Этот парень все более не нравился Самгину, весь не нравился. Можно было думать, что он рисуется своей грубостью и желает быть неприятным. Каждый раз, когда он
начинал рассказывать о своей анекдотической
жизни, Клим, послушав его две-три минуты, демонстративно уходил. Лидия написала отцу, что она из Крыма проедет в Москву и что снова решила поступить в театральную школу. А во втором, коротеньком письме Климу она сообщила, что Алина, порвав
с Лютовым, выходит замуж за Туробоева.
— Я — не зря говорю. Я — человек любопытствующий. Соткнувшись
с каким-нибудь ближним из простецов, но беспокойного взгляда на
жизнь, я даю ему два-три толчка в направлении, сыну моему любезном, марксистском. И всегда оказывается, что основные
начала учения сего у простеца-то как бы уже где-то под кожей имеются.
Она — дочь кухарки предводителя уездного дворянства,
начала счастливую
жизнь любовницей его, быстро израсходовала старика, вышла замуж за ювелира, он сошел
с ума; потом она жила
с вице-губернатором, теперь живет
с актерами, каждый сезон
с новым; город наполнен анекдотами о ее расчетливом цинизме и удивляется ее щедрости: она выстроила больницу для детей, а в гимназиях, мужской и женской, у нее больше двадцати стипендиатов.
Часы осенних вечеров и ночей наедине
с самим собою, в безмолвной беседе
с бумагой, которая покорно принимала на себя все и всякие слова, эти часы очень поднимали Самгина в его глазах. Он уже
начинал думать, что из всех людей, знакомых ему, самую удобную и умную позицию в
жизни избрал смешной, рыжий Томилин.
— Вскоре после венца он и
начал уговаривать меня: «Если хозяин попросит, не отказывай ему, я не обижусь, а
жизни нашей польза будет», — рассказывала Таисья, не жалуясь, но как бы издеваясь. — А они — оба приставали — и хозяин и зять его. Ну, что же? — крикнула она, взмахнув головой, и кошачьи глаза ее вспыхнули яростью. —
С хозяином я валялась по мужеву приказу, а
с зятем его — в отместку мужу…
— Неверно? Нет, верно. До пятого года — даже
начиная с 80-х — вы больше обращали внимания на
жизнь Европы и вообще мира. Теперь вас Европа и внешняя политика правительства не интересует. А это — преступная политика, преступная по ее глупости. Что значит посылка солдат в Персию? И темные затеи на Балканах? И усиление националистической политики против Польши, Финляндии, против евреев? Вы об этом думаете?
Да,
с ней было легко, просто. А вообще
жизнь снова
начала тревожить неожиданностями. В Киеве убили Столыпина. В квартире Дронова разгорелись чрезвычайно ожесточенные прения на тему — кто убил: охрана? или террористы партии эсеров? Ожесточенность спора удивила Самгина: он не слышал в ней радости, которую обычно возбуждали акты террора, и ему казалось, что все спорящие недовольны, даже огорчены казнью министра.
Самгин
начал рассказывать о беженцах-евреях и, полагаясь на свое не очень богатое воображение, об условиях их
жизни в холодных дачах,
с детями, стариками, без хлеба. Вспомнил старика
с красными глазами, дряхлого старика, который молча пытался и не мог поднять бессильную руку свою. Он тотчас же заметил, что его перестают слушать, это принудило его повысить тон речи, но через минуту-две человек
с волосами дьякона, гулко крякнув, заявил...
Память Клима Самгина подсказала ему слова Тагильского об интеллигенте в третьем поколении, затем о картинах
жизни Парижа, как он наблюдал ее
с высоты третьего этажа. Он усмехнулся и, чтоб скрыть усмешку от глаз Дронова, склонил голову, снял очки и
начал протирать стекла.
Неточные совпадения
Не вопрос о порядке сотворения мира тут важен, а то, что вместе
с этим вопросом могло вторгнуться в
жизнь какое-то совсем новое
начало, которое, наверное, должно было испортить всю кашу.
― Только бы были лучше меня. Вот всё, чего я желаю. Вы не знаете еще всего труда, ―
начал он, ―
с мальчиками, которые, как мои, были запущены этою
жизнью за границей.
Но в это самое время вышла княгиня. На лице ее изобразился ужас, когда она увидела их одних и их расстроенные лица. Левин поклонился ей и ничего не сказал. Кити молчала, не поднимая глаз. «Слава Богу, отказала», — подумала мать, и лицо ее просияло обычной улыбкой,
с которою она встречала по четвергам гостей. Она села и
начала расспрашивать Левина о его
жизни в деревне. Он сел опять, ожидая приезда гостей, чтоб уехать незаметно.
Он думал о благополучии дружеской
жизни, о том, как бы хорошо было жить
с другом на берегу какой-нибудь реки, потом чрез эту реку
начал строиться у него мост, потом огромнейший дом
с таким высоким бельведером, [Бельведер — буквально: прекрасный вид; здесь: башня на здании.] что можно оттуда видеть даже Москву и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах.
— Иной раз, право, мне кажется, что будто русский человек — какой-то пропащий человек. Нет силы воли, нет отваги на постоянство. Хочешь все сделать — и ничего не можешь. Все думаешь —
с завтрашнего дни
начнешь новую
жизнь,
с завтрашнего дни примешься за все как следует,
с завтрашнего дни сядешь на диету, — ничуть не бывало: к вечеру того же дни так объешься, что только хлопаешь глазами и язык не ворочается, как сова, сидишь, глядя на всех, — право и эдак все.