Неточные совпадения
Макаров бережно усадил его
на стул
у двери — обычное место Диомидова в этой комнате; бутафор утвердил
на полу прыгающую ногу и, стряхивая рукой пыль с головы, сипло зарычал...
«Семейные бани И. И. Домогайлова сообщают, что в дворянском отделении устроен для мужчин душ профессора Шарко, а для дам ароматические ванны», — читал он, когда в
дверь постучали и
на его крик: «Войдите!» вошел курчавый ученик Маракуева — Дунаев. Он никогда не бывал
у Клима, и Самгин встретил его удивленно, поправляя очки. Дунаев, как всегда, улыбался, мелкие колечки густейшей бороды его шевелились, а нос как-то странно углубился в усы, и шагал Дунаев так, точно он ожидал, что может провалиться сквозь
пол.
В большой комнате
на крашеном
полу крестообразно лежали темные ковровые дорожки, стояли кривоногие старинные стулья, два таких же стола;
на одном из них бронзовый медведь держал в лапах стержень лампы;
на другом возвышался черный музыкальный ящик; около стены,
у двери, прижалась фисгармония, в углу — пестрая печь кузнецовских изразцов, рядом с печью — белые
двери...
Самгин снял шляпу, поправил очки, оглянулся:
у окна, раскаленного солнцем, — широкий кожаный диван, пред ним,
на полу, — старая, истоптанная шкура белого медведя, в углу — шкаф для платья с зеркалом во всю величину
двери;
у стены — два кожаных кресла и маленький, круглый стол, а
на нем графин воды, стакан.
Ночь матушка провела тревожно. Беспрестанно будила дежурную горничную, спавшую
на полу у дверей ее спальни, посылая ее в застольную, и наказывала, чтоб Василиса отнюдь не позволяла Федосу курить.
Неточные совпадения
Горница была большая, с голландскою печью и перегородкой. Под образами стоял раскрашенный узорами стол, лавка и два стула.
У входа был шкафчик с посудой. Ставни были закрыты, мух было мало, и так чисто, что Левин позаботился о том, чтобы Ласка, бежавшая дорогой и купавшаяся в лужах, не натоптала
пол, и указал ей место в углу
у двери. Оглядев горницу, Левин вышел
на задний двор. Благовидная молодайка в калошках, качая пустыми ведрами
на коромысле, сбежала впереди его зa водой к колодцу.
Хотя час был ранний, в общем зале трактирчика расположились три человека.
У окна сидел угольщик, обладатель пьяных усов, уже замеченных нами; между буфетом и внутренней
дверью зала, за яичницей и пивом помещались два рыбака. Меннерс, длинный молодой парень, с веснушчатым, скучным лицом и тем особенным выражением хитрой бойкости в подслеповатых глазах, какое присуще торгашам вообще, перетирал за стойкой посуду.
На грязном
полу лежал солнечный переплет окна.
Отчего по ночам, не надеясь
на Захара и Анисью, она просиживала
у его постели, не спуская с него глаз, до ранней обедни, а потом, накинув салоп и написав крупными буквами
на бумажке: «Илья», бежала в церковь, подавала бумажку в алтарь, помянуть за здравие, потом отходила в угол, бросалась
на колени и долго лежала, припав головой к
полу, потом поспешно шла
на рынок и с боязнью возвращалась домой, взглядывала в
дверь и шепотом спрашивала
у Анисьи:
Илья Ильич лежал небрежно
на диване, играя туфлей, ронял ее
на пол, поднимал
на воздух, повертит там, она упадет, он подхватывает с
пола ногой… Вошел Захар и стал
у дверей.
Мы дошли до китайского квартала, который начинается тотчас после европейского. Он состоит из огромного ряда лавок с жильем вверху, как и в Сингапуре. Лавки небольшие, с материями, посудой, чаем, фруктами. Тут же помещаются ремесленники, портные, сапожники, кузнецы и прочие.
У дверей сверху до
полу висят вывески: узенькие, в четверть аршина, лоскутки бумаги с китайскими буквами. Продавцы, все решительно голые, сидят
на прилавках, сложа ноги под себя.