Неточные совпадения
Клим, зная, что Туробоев влюблен
в Спивак и влюблен
не без успеха, — если вспомнить три
удара в потолок комнаты брата, — удивлялся.
В отношении Туробоева к этой женщине явилось что-то насмешливое и раздражительное. Туробоев высмеивал ее суждения и вообще как будто
не хотел, чтоб при нем она говорила с другими.
Как-то вечером, когда
в окна буйно хлестал весенний ливень, комната Клима вспыхивала голубым огнем и стекла окон, вздрагивая от
ударов грома, ныли, звенели, Клим, настроенный лирически, поцеловал руку девушки. Она отнеслась к этому жесту спокойно, как будто и
не ощутила его, но, когда Клим попробовал поцеловать еще раз, она тихонько отняла руку свою.
Он взмахнул рукою так быстро, что Туробоев, мигнув, отшатнулся
в сторону, уклоняясь от
удара, отшатнулся и побледнел. Лютов, видимо,
не заметил его движения и
не видел гневного лица, он продолжал, потрясая кистью руки, как утопающий Борис Варавка.
Парень
не торопясь поймал багор, положил его вдоль борта, молча помог хромому влезть
в лодку и сильными
ударами весел быстро пригнал ее к берегу. Вывалившись на песок, мужик, мокрый и скользкий, разводя руки, отчаянно каялся...
— Потому что — авангард
не побеждает, а погибает, как сказал Лютов? Наносит первый
удар войскам врага и — погибает? Это — неверно. Во-первых —
не всегда погибает, а лишь
в случаях недостаточно умело подготовленной атаки, а во-вторых — удар-то все-таки наносит! Так вот, Самгин, мой вопрос: я
не хочу гражданской войны, но помогал и, кажется, буду помогать людям, которые ее начинают. Тут у меня что-то неладно.
Не согласен я с ними,
не люблю, но, представь, — как будто уважаю и даже…
Все это совершилось удивительно быстро, а солдаты шли все так же
не спеша, и так же тихонько ехала пушка —
в необыкновенной тишине; тишина как будто
не принимала
в себя,
не хотела поглотить дробный и ленивенький шум солдатских шагов, железное погромыхивание пушки, мерные
удары подков лошади о булыжник и негромкие крики раненого, — он ползал у забора, стучал кулаком
в закрытые ворота извозчичьего двора.
Но он
не знал, спрашивает или утверждает. Было очень холодно, а возвращаться
в дымный вагон, где все спорят, —
не хотелось. На станции он попросил кондуктора устроить его
в первом классе. Там он прилег на диван и, чтоб
не думать, стал подбирать стихи
в ритм
ударам колес на стыках рельс; это удалось ему
не сразу, но все-таки он довольно быстро нашел...
Она задохнулась, замолчала, двигая стул, постукивая ножками его по полу, глаза ее фосфорически блестели, раза два она открывала рот, но, видимо,
не в силах сказать слова, дергала головою, закидывая ее так высоко, точно невидимая рука наносила
удары в подбородок ей. Потом, оправясь, она продолжала осипшим голосом, со свистом, точно сквозь зубы...
Дуняша положила руку Лютова на грудь его, но рука снова сползла и палец коснулся паркета. Упрямство мертвой руки
не понравилось Самгину, даже заставило его вздрогнуть. Макаров молча оттеснил Алину
в угол комнаты,
ударом ноги открыл там дверь, сказал Дуняше: «Иди к ней!» — и обратился к Самгину...
«Конечно, эта смелая книга вызовет шум.
Удар в колокол среди ночи. Социалисты будут яростно возражать. И
не одни социалисты. “Свист и звон со всех сторон”. На поверхности жизни вздуется еще десяток пузырей».
— Штыком! Чтоб получить
удар штыком, нужно подбежать вплоть ко врагу. Верно? Да, мы, на фронте,
не щадим себя, а вы,
в тылу… Вы — больше враги, чем немцы! — крикнул он, ударив дном стакана по столу, и матерно выругался, стоя пред Самгиным, размахивая короткими руками, точно пловец. — Вы, штатские, сделали тыл врагом армии. Да, вы это сделали. Что я защищаю? Тыл. Но, когда я веду людей
в атаку, я помню, что могу получить пулю
в затылок или штык
в спину. Понимаете?
— Спасибо, — тихонько откликнулся Самгин, крайне удивленный фразой поручика о жизни, — фраза эта
не совпадала с профессией героя, его настроением, внешностью, своей неожиданностью она вызывала такое впечатление, как будто
удар в медь колокола дал деревянный звук.
Неточные совпадения
Через полтора или два месяца
не оставалось уже камня на камне. Но по мере того как работа опустошения приближалась к набережной реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул последний, ближайший к реке дом;
в последний раз звякнул
удар топора, а река
не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала и извивалась; по-прежнему один берег ее был крут, а другой представлял луговую низину, на далекое пространство заливаемую
в весеннее время водой. Бред продолжался.
Бессонная ходьба по прямой линии до того сокрушила его железные нервы, что, когда затих
в воздухе последний
удар топора, он едва успел крикнуть:"Шабаш!" — как тут же повалился на землю и захрапел,
не сделав даже распоряжения о назначении новых шпионов.
Он
не слыхал звука выстрела, но сильный
удар в грудь сбил его с ног.
Ровно
в пять часов, бронзовые часы Петр I
не успели добить пятого
удара, как вышел Алексей Александрович
в белом галстуке и во фраке с двумя звездами, так как сейчас после обеда ему надо было ехать.
Он испытывал
в первую минуту чувство подобное тому, какое испытывает человек, когда, получив вдруг сильный
удар сзади, с досадой и желанием мести оборачивается, чтобы найти виновного, и убеждается, что это он сам нечаянно ударил себя, что сердиться
не на кого и надо перенести и утишить боль.