Неточные совпадения
— Забыл я: Иван писал мне, что он с тобой разошелся. С кем же ты живешь, Вера, а? С богатым, видно? Адвокат, что ли? Ага, инженер. Либерал? Гм… А Иван — в Германии, говоришь? Почему же
не в Швейцарии? Лечится? Только лечится?
Здоровый был. Но — в принципах
не крепок. Это все знали.
— Ты — ешь, ешь больше! — внушала она. — И
не хочется, а — ешь. Черные мысли у тебя оттого, что ты плохо питаешься. Самгин старший, как это по-латыни? Слышишь? В
здоровом теле — дух
здоровый…
«Больной человек. Естественно, что она думает и говорит о смерти. Мысли этого порядка — о цели бытия и прочем —
не для нее, а для
здоровых людей. Для Кутузова, например… Для Томилина».
«
Здоровая психика у тебя, Клим! Живешь ты, как монумент на площади, вокруг — шум, крик, треск, а ты смотришь на все, ничем
не волнуясь».
— Фельетонист у нас будет опытный, это — Робинзон, известность. Нужен литературный критик, человек
здорового ума. Необходима борьба с болезненными течениями в современной литературе. Вот такого сотрудника —
не вижу.
— Разве ты со зла советовал мне читать «Гигиену брака»? Но я
не читала эту книгу, в ней ведь, наверное,
не объяснено, почему именно я нужна тебе для твоей любви? Это — глупый вопрос? У меня есть другие, глупее этого. Вероятно, ты прав: я — дегенератка, декадентка и
не гожусь для
здорового, уравновешенного человека. Мне казалось, что я найду в тебе человека, который поможет… впрочем, я
не знаю, чего ждала от тебя.
А человек
не старый, лет сорока, с виду —
здоровый, облика неприятного, даже — звериного.
Удивительна была каменная тишина теплых, лунных ночей, странно густы и мягки тени, необычны запахи, Клим находил, что все они сливаются в один — запах
здоровой, потной женщины. В общем он настроился лирически, жил в непривычном ему приятном бездумье, мысли являлись
не часто и, почти
не волнуя, исчезали легко.
«Вот об этих русских женщинах Некрасов забыл написать. И никто
не написал, как значительна их роль в деле воспитания русской души, а может быть, они прививали народолюбие больше, чем книги людей, воспитанных ими, и более
здоровое, — задумался он. — «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», — это красиво, но полезнее войти в будничную жизнь вот так глубоко, как входят эти, простые, самоотверженно очищающие жизнь от пыли, сора».
Он был похож на приказчика из хорошего магазина галантереи, на человека, который с утра до вечера любезно улыбается барышням и дамам; имел самодовольно глупое лицо
здорового парня; такие лица, без особых примет, настолько обычны, что
не остаются в памяти. В голубоватых глазах — избыток ласковости, и это увеличивало его сходство с приказчиком.
В последний вечер пред отъездом в Москву Самгин сидел в Монастырской роще, над рекою, прислушиваясь, как музыкально колокола церквей благовестят ко всенощной, — сидел, рисуя будущее свое: кончит университет, женится на простой,
здоровой девушке, которая
не мешала бы жить, а жить надобно в провинции, в тихом городе,
не в этом, где слишком много воспоминаний, но в таком же вот, где подлинная и грустная правда человеческой жизни
не прикрыта шумом нарядных речей и выдумок и где честолюбие людское понятней, проще.
Сталкиваясь с купцами, мещанами, попами, он находил, что эти люди вовсе
не так свирепо жадны и глупы, как о них пишут и говорят, и что их будто бы враждебное отношение ко всяким новшествам, в сущности,
здоровое недоверие людей осторожных.
— Твена — любите? А — Джерома? Да, никто
не может возбудить такой
здоровый смех, как эти двое, — говорил Стратонов, усердно кушая. Затем, вытирая руки салфеткой, сокрушенно вздохнул...
— Ничего. Это — кожа зудит, а внутренность у нас
здоровая. Возьмите, например, гречневую кашу: когда она варится, кипит — легкое зерно всплывает кверху, а потом из него образуется эдакая вкусная корочка, с хрустом. Так? Но ведь сыты мы
не корочкой, а кашей…
«Да, России нужны
здоровые люди, оптимисты, а
не «желчевики», как говорил Герцен. Щедрин и Успенский — вот кто, больше других, испортили характер интеллигенции».
— Ой, больно! Ну, и больно же, ой, господи! Да —
не троньте же… Как я буду жить без руки-то? — с ужасом спрашивал он, хватая
здоровой рукой плечо студента; гладя, пощупывая плечо и косясь мокрыми глазами на свою руку, он бормотал...
— Кто запретил? — осведомился книжник. — Нежных табаков
не курю, а дым — есть дым! Махорочный —
здоровее, никотину меньше в нем… Так-то.
В другой раз она долго и туманно говорила об Изиде, Сете, Озирисе. Самгин подумал, что ее, кажется, особенно интересуют сексуальные моменты в религии и что это, вероятно, физиологическое желание
здоровой женщины поболтать на острую тему. В общем он находил, что размышления Марины о религии
не украшают ее, а нарушают цельность ее образа.
— Нимало
не сержусь, очень понимаю, — заговорила она спокойно и как бы вслушиваясь в свои слова. — В самом деле:
здоровая баба живет без любовника — неестественно.
Не брезгует наживать деньги и говорит о примате духа. О революции рассуждает
не без скепсиса, однако — добродушно, — это уж совсем чертовщина!
Убийство Тагильского потрясло и взволновало его как почти моментальное и устрашающее превращение живого,
здорового человека в труп, но смерть сына трактирщика и содержателя публичного дома
не возбуждала жалости к нему или каких-либо «добрых чувств». Клим Иванович хорошо помнил неприятнейшие часы бесед Тагильского в связи с убийством Марины.
Климу Ивановичу Самгину казалось, что в грубом юморе этой речи скрыто некое
здоровое зерно, но он
не любил юмора, его отталкивала сатира, и ему особенно враждебны были типы людей, подобных Хотяинцеву, Харламову.
— Странное дело, — продолжал он, недоуменно вздернув плечи, — но я замечал, что чем
здоровее человек, тем более жестоко грызет его цинга, а слабые переносят ее легче. Вероятно, это
не так, а вот сложилось такое впечатление. Прокаженные встречаются там, меряченье нередко… Вообще — край
не из веселых. И все-таки, знаешь, Клим, — замечательный народ живет в государстве Романовых, черт их возьми! Остяки, например, и особенно — вогулы…
Неточные совпадения
Недаром порывается // В Москву, в новорситет!» // А Влас его поглаживал: // «Дай Бог тебе и серебра, // И золотца, дай умную, //
Здоровую жену!» // —
Не надо мне ни серебра, // Ни золота, а дай Господь, // Чтоб землякам моим // И каждому крестьянину // Жилось вольготно-весело // На всей святой Руси!
Красивая,
здоровая. // А деток
не дал Бог! // Пока у ней гостила я, // Все время с Лиодорушкой // Носилась, как с родным. // Весна уж начиналася, // Березка распускалася, // Как мы домой пошли… // Хорошо, светло // В мире Божием! // Хорошо, легко, // Ясно н а ́ сердце.
— Экой молодец стал! И то
не Сережа, а целый Сергей Алексеич! — улыбаясь сказал Степан Аркадьич, глядя на бойко и развязно вошедшего красивого, широкого мальчика в синей курточке и длинных панталонах. Мальчик имел вид
здоровый и веселый. Он поклонился дяде, как чужому, но, узнав его, покраснел и, точно обиженный и рассерженный чем-то, поспешно отвернулся от него. Мальчик подошел к отцу и подал ему записку о баллах, полученных в школе.
Он
не ел целый день,
не спал две ночи, провел несколько часов раздетый на морозе и чувствовал себя
не только свежим и
здоровым как никогда, но он чувствовал себя совершенно независимым от тела: он двигался без усилия мышц и чувствовал, что всё может сделать.
—
Не может быть! — закричал он, отпустив педаль умывальника, которым он обливал свою красную
здоровую шею. —
Не может быть! — закричал он при известии о том, что Лора сошлась с Милеевым и бросила Фертингофа. — И он всё так же глуп и доволен? Ну, а Бузулуков что?