Неточные совпадения
— Ну, пусть
не так! — равнодушно соглашался Дмитрий, и Климу казалось, что, когда брат рассказывает даже именно так, как было, он все равно
не верит в то, что говорит. Он
знал множество глупых и смешных анекдотов, но рассказывал
не смеясь, а как бы даже конфузясь. Вообще в нем явилась непонятная Климу озабоченность, и людей на улицах он рассматривал таким испытующим взглядом, как будто считал необходимым понять каждого из шестидесяти тысяч жителей
города.
— На мамашу —
не сердись, она о тебе заботливая. Во всем
городе я
знаю всего трех матерей, которые так о сыновьях заботятся.
— Губернатор приказал выслать Инокова из
города, обижен корреспонденцией о лотерее, которую жена его устроила в пользу погорельцев. Гришу ищут, приходила полиция, требовали, чтоб я сказала, где он. Но — ведь я же
не знаю!
Не верят.
Он никогда
не думал и ничего
не знал о начале дней жизни
города.
— Какой сказочный
город! Идешь, идешь и вдруг почувствуешь себя, как во сне. И так легко заплутаться, Клим! Лев Тихомиров — москвич?
Не знаешь? Наверное, москвич!
Странно было слышать, что она говорит, точно гимназистка, как-то наивно, даже неправильно,
не своей речью и будто бы жалуясь. Самгин начал рассказывать о
городе то, что
узнал от старика Козлова, но она, отмахиваясь платком от пчелы, спросила...
В этот вечер Самгины
узнали, что Митрофанов, Иван Петрович, сын купца, родился в
городе Шуе, семь лет сидел в гимназии, кончил пять классов, а в шестом учиться
не захотелось.
Этой части
города он
не знал, шел наугад, снова повернул в какую-то улицу и наткнулся на группу рабочих, двое были удобно, головами друг к другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый, застывшими глазами смотрел в сизое небо, оно крошилось снегом; на каменной ступени крыльца сидел пожилой человек в серебряных очках, толстая женщина, стоя на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня была в крови, точно в красном носке, человек шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно...
— Чего буяните? — говорил он. — Зря все! Видите: красных лентов нету, стало быть,
не забастовщик, ну? И женщина провожает… подходящая, из купчих, видно. Господин — тоже купец, я его
знаю, пером торгует в Китай-городе, фамилие забыл. Ну? Служащего, видать, хоронют…
«Короче, потому что быстро хожу», — сообразил он. Думалось о том, что в
городе живет свыше миллиона людей, из них — шестьсот тысяч мужчин, расположено несколько полков солдат, а рабочих, кажется, менее ста тысяч, вооружено из них, говорят,
не больше пятисот. И эти пять сотен держат весь
город в страхе. Горестно думалось о том, что Клим Самгин, человек, которому ничего
не нужно, который никому
не сделал зла, быстро идет по улице и
знает, что его могут убить. В любую минуту. Безнаказанно…
— Ой, если б ты
знал, что делается в провинции! Я была в шести
городах. В Туле… Сказали — там семьсот винтовок, патроны, а… ничего нет! В Коломне меня едва
не… едва успела убежать… Туда приехали какие-то солдаты… ужас! Дай мне кусок чего-нибудь…
— Кажется, в доме этом помещено какое-то училище или прогимназия, — ты
узнай,
не купит ли
город его, дешево возьму!
От этих людей Самгин
знал, что в
городе его считают «столичной штучкой», гордецом и нелюдимом, у которого есть причины жить одиноко, подозревают в нем человека убеждений крайних и, напуганные событиями пятого года,
не стремятся к более близкому знакомству с человеком из бунтовавшей Москвы.
— Какой ужасный
город! В Москве все так просто… И — тепло. Охотный ряд, Художественный театр, Воробьевы горы… На Москву можно посмотреть издали, я
не знаю, можно ли видеть Петербург с высоты, позволяет ли он это? Такой плоский, огромный, каменный…
Знаешь — Стратонов сказал: «Мы, политики, хотим сделать деревянную Россию каменной».
— Ого, вы кусаетесь? Нет, право же, он недюжинный, — примирительно заговорила она. — Я познакомилась с ним года два тому назад, в Нижнем, он там
не привился.
Город меркантильный и ежегодно полтора месяца сходит с ума: все купцы, купцы, эдакие огромные, ярмарка, женщины, потрясающие кутежи. Он там сильно пил, нажил какую-то болезнь. Я научила его как можно больше кушать сладостей, это совершенно излечивает от пьянства. А то он,
знаете, в ресторанах философствовал за угощение…
— Тоську в Буй выслали. Костромской губернии, — рассказывал он. — Туда как будто раньше и
не ссылали, черт его
знает что за
город, жителя в нем две тысячи триста человек. Одна там, только какой-то поляк угряз, опростился, пчеловодством занимается. Она — ничего,
не скучает, книг просит. Послал все новинки —
не угодил! Пишет: «Что ты смеешься надо мной?» Вот как… Должно быть, она серьезно втяпалась в политику…
Неточные совпадения
Был, после начала возмущения, день седьмый. Глуповцы торжествовали. Но несмотря на то что внутренние враги были побеждены и польская интрига посрамлена, атаманам-молодцам было как-то
не по себе, так как о новом градоначальнике все еще
не было ни слуху ни духу. Они слонялись по
городу, словно отравленные мухи, и
не смели ни за какое дело приняться, потому что
не знали, как-то понравятся ихние недавние затеи новому начальнику.
Другого градоначальника я
знал весьма тощего, который тоже
не имел успеха, потому что едва появился в своем
городе, как сразу же был прозван от обывателей одною из тощих фараоновых коров, и затем уж ни одно из его распоряжений действительной силы иметь
не могло.
— А мы живем и ничего
не знаем, — сказал раз Вронский пришедшему к ним поутру Голенищеву. — Ты видел картину Михайлова? — сказал он, подавая ему только что полученную утром русскую газету и указывая на статью о русском художнике, жившем в том же
городе и окончившем картину, о которой давно ходили слухи и которая вперед была куплена. В статье были укоры правительству и Академии за то, что замечательный художник был лишен всякого поощрения и помощи.
Теперь она
знала всех их, как
знают друг друга в уездном
городе;
знала, у кого какие привычки и слабости, у кого какой сапог жмет ногу;
знала их отношения друг к другу и к главному центру,
знала, кто за кого и как и чем держится, и кто с кем и в чем сходятся и расходятся; но этот круг правительственных, мужских интересов никогда, несмотря на внушения графини Лидии Ивановны,
не мог интересовать ее, и она избегала его.
Каменный ли казенный дом, известной архитектуры с половиною фальшивых окон, один-одинешенек торчавший среди бревенчатой тесаной кучи одноэтажных мещанских обывательских домиков, круглый ли правильный купол, весь обитый листовым белым железом, вознесенный над выбеленною, как снег, новою церковью, рынок ли, франт ли уездный, попавшийся среди
города, — ничто
не ускользало от свежего тонкого вниманья, и, высунувши нос из походной телеги своей, я глядел и на невиданный дотоле покрой какого-нибудь сюртука, и на деревянные ящики с гвоздями, с серой, желтевшей вдали, с изюмом и мылом, мелькавшие из дверей овощной лавки вместе с банками высохших московских конфект, глядел и на шедшего в стороне пехотного офицера, занесенного бог
знает из какой губернии на уездную скуку, и на купца, мелькнувшего в сибирке [Сибирка — кафтан с перехватом и сборками.] на беговых дрожках, и уносился мысленно за ними в бедную жизнь их.