Неточные совпадения
— Сам
народ никогда
не делает революции, его толкают вожди. На время подчиняясь им, он вскоре начинает сопротивляться идеям, навязанным ему извне.
Народ знает и чувствует, что единственным законом для него является эволюция. Вожди всячески пытаются нарушить этот закон. Вот чему учит история…
— Достоевский обольщен каторгой. Что такое его каторга? Парад. Он инспектором на параде, на каторге-то был. И всю жизнь ничего
не умел писать, кроме каторжников, а праведный человек у него «Идиот».
Народа он
не знал, о нем
не думал.
— Внутри себя — все
не такое, как мы видим, это еще греки
знали.
Народ оказался
не таким, как его видело поколение семидесятых годов.
— Вот вы устраиваете какой-то общий союз студентов, а он вот
не боится вас. Он уж
знает, что
народ не любит студентов.
— Я,
знаете,
не люблю скопления
народа.
— Жестокие, сатанинские слова сказал пророк Наум. Вот, юноши, куда посмотрите: кары и мести отлично разработаны у нас, а — награды? О наградах — ничего
не знаем. Данты, Мильтоны и прочие, вплоть до самого
народа нашего, ад расписали подробнейше и прегрозно, а — рай? О рае ничего нам
не сказано, одно
знаем: там ангелы Саваофу осанну поют.
—
Не назову себя революционеркой, но я человек совершенно убежденный, что классовое государство изжило себя, бессильно и что дальнейшее его существование опасно для культуры, грозит вырождением
народу, — вы все это
знаете. Вы — что же?..
— Уж
не знаю, марксистка ли я, но я человек, который
не может говорить того, чего он
не чувствует, и о любви к
народу я
не говорю.
—
Народ здесь, я вам скажу, черт его
знает какой, — объяснял Трифонов, счастливо улыбаясь, крутя в руке рупор. — Бритолобые азиаты работать
не умеют, наши —
не хотят. Эй, казак! Трифонов я, —
не узнал?
— Тогда я
не знал еще, что Катин — пустой человек. И что он любит
не народ, а — писать о нем любит. Вообще — писатели наши…
— Нет, иногда захожу, — неохотно ответил Стратонов. — Но,
знаете, скучновато. И — между нами — «блажен муж, иже
не иде на совет нечестивых», это так! Но дальше я
не согласен. Или вы стоите на пути грешных, в целях преградить им путь, или — вы идете в ногу с ними. Вот-с. Прейс — умница, — продолжал он, наморщив нос, — умница и очень знающий человек, но стадо, пасомое им, — это все разговорщики, пустой
народ.
— Тело. Плоть. Воодушевлена, но —
не одухотворена — вот! Учение богомилов —
знаете? Бог дал форму — сатана душу. Страшно верно! Вот почему в
народе — нет духа. Дух создается избранными.
— Извините. Я фабричных знаю-с, — продолжал он шептать. — Это —
народ особенный, им — наплевать на все, вот что! Тут один
не пожелал кривить душою, арестовали его…
И,
знаете, иной раз, как шилом уколет, как подумаешь, что по-настоящему о
народе заботятся,
не щадя себя, только политические преступники… то есть
не преступники, конечно, а… роман «Овод» или «Спартак» изволили читать?
— Героем времени постепенно становится толпа, масса, — говорил он среди либеральной буржуазии и, вращаясь в ней, являлся хорошим осведомителем для Спивак. Ее он пытался пугать все более заметным уклоном «здравомыслящих» людей направо, рассказами об организации «Союза русского
народа», в котором председательствовал историк Козлов, а товарищем его был регент Корвин, рассказывал о работе эсеров среди ремесленников, приказчиков, служащих. Но все это она
знала не хуже его и,
не пугаясь, говорила...
— А — что значат эти союзы безоружных? Доктора и адвокаты из пушек стрелять
не учились. А вот в «Союзе русского
народа» — попы, — вы это
знаете? И даже — архиереи, да-с!
— Был в университете Шанявского, — масса
народа! Ужасно много! Но — все
не то,
знаете,
не о том они говорят!
— Вы сами
знаете —
народ недоволен, — сквозь зубы ответил Самгин, но это
не удовлетворило мужчину.
— Он из семьи Лордугина, — сказала Марина и усмехнулась. —
Не слыхал такой фамилии? Ну, конечно! С кем был в родстве любой литератор, славянофил, декабрист — это вы, интеллигенты, досконально
знаете, а духовные вожди, которых сам
народ выдвигал мимо университетов, — они вам
не известны.
— Кричит: продавайте лес, уезжаю за границу! Какому черту я продам, когда никто ничего
не знает, леса мужики жгут, все — испугались… А я — Блинова боюсь, он тут затевает что-то против меня, может быть, хочет голубятню поджечь. На днях в манеже был митинг «Союза русского
народа», он там орал: «Довольно!» Даже кровь из носа потекла у идиота…
Возможно, что Марина — права, интеллигенция
не знает подлинной духовной жизни
народа.
— Общество,
народ — фикции! У нас — фикции. Вы
знаете другую страну, где министры могли бы саботировать парламент — то есть народное представительство, а? У нас — саботируют. Уже несколько месяцев министры
не посещают Думу. Эта наглость чиновников никого
не возмущает. Никого. И вас
не возмущает, а ведь вы…
— Немцы считаются самым ученым
народом в мире. Изобретательные — ватерклозет выдумали. Христиане. И вот они объявили нам войну. За что? Никто этого
не знает. Мы, русские, воюем только для защиты людей. У нас только Петр Первый воевал с христианами для расширения земли, но этот царь был врагом бога, и
народ понимал его как антихриста. Наши цари всегда воевали с язычниками, с магометанами — татарами, турками…
— После я встречал людей таких и у нас, на Руси,
узнать их — просто: они про себя совсем
не говорят, а только о судьбе рабочего
народа.
— «Глас
народа — глас божий»? Нет, нет!
Народ говорит только о вещественном, о материальном, но — таинственная мысль
народа, мечта его о царствии божием — да! Это святые мысль и мечта. Святость требует притворства — да, да! Святость требует маски. Разве мы
не знаем святых, которые притворялись юродивыми Христа ради, блаженными, дурачками? Они делали это для того, чтоб мы
не отвергли их,
не осмеяли святость их пошлым смехом нашим…
— Бир, — сказал Петров, показывая ей два пальца. — Цвей бир! [Пару пива! (нем.)] Ничего
не понимает, корова. Черт их
знает, кому они нужны, эти мелкие
народы? Их надобно выселить в Сибирь, вот что! Вообще — Сибирь заселить инородцами. А то,
знаете, живут они на границе, все эти латыши, эстонцы, чухонцы, и тяготеют к немцам. И все — революционеры.
Знаете, в пятом году, в Риге, унтер-офицерская школа отлично расчесала латышей, били их, как бешеных собак. Молодцы унтер-офицеры, отличные стрелки…
— Отечество в опасности, — вот о чем нужно кричать с утра до вечера, — предложил он и продолжал говорить, легко находя интересные сочетания слов. — Отечество в опасности, потому что
народ не любит его и
не хочет защищать. Мы искусно писали о
народе, задушевно говорили о нем, но мы плохо
знали его и
узнаем только сейчас, когда он мстит отечеству равнодушием к судьбе его.
— Странное дело, — продолжал он, недоуменно вздернув плечи, — но я замечал, что чем здоровее человек, тем более жестоко грызет его цинга, а слабые переносят ее легче. Вероятно, это
не так, а вот сложилось такое впечатление. Прокаженные встречаются там, меряченье нередко… Вообще — край
не из веселых. И все-таки,
знаешь, Клим, — замечательный
народ живет в государстве Романовых, черт их возьми! Остяки, например, и особенно — вогулы…
Неточные совпадения
Городничий (с неудовольствием).А,
не до слов теперь!
Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете
народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б
знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его
не тронь. «Мы, говорит, и дворянам
не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
— Впрочем, — нахмурившись сказал Сергей Иванович,
не любивший противоречий и в особенности таких, которые беспрестанно перескакивали с одного на другое и без всякой связи вводили новые доводы, так что нельзя было
знать, на что отвечать, — впрочем,
не в том дело. Позволь. Признаешь ли ты, что образование есть благо для
народа?
— Да извините меня. Я этого
не вижу.
Народ и
знать не знает, — сказал князь.
Сергей Иванович говорил, что он любит и
знает народ и часто беседовал с мужиками, что̀ он умел делать хорошо,
не притворяясь и
не ломаясь, и из каждой такой беседы выводил общие данные в пользу
народа и в доказательство, что
знал этот
народ.
— Ну, я очень рад был, что встретил Вронского. Мне очень легко и просто было с ним. Понимаешь, теперь я постараюсь никогда
не видаться с ним, но чтоб эта неловкость была кончена, — сказал он и, вспомнив, что он, стараясь никогда
не видаться, тотчас же поехал к Анне, он покраснел. — Вот мы говорим, что
народ пьет;
не знаю, кто больше пьет,
народ или наше сословие;
народ хоть в праздник, но…