Неточные совпадения
— Некий итальянец утверждает, что гениальность — одна из
форм безумия. Возможно. Вообще людей с преувеличенными способностями трудно признать нормальными людьми. Возьмем обжор, сладострастников и… мыслителей. Да, и мыслителей. Вполне допустимо, что чрезмерно развитый мозг есть такое же уродство, как расширенный желудок или непомерно большой фаллос. Тогда мы увидим нечто
общее между Гаргантюа, Дон-Жуаном и философом Иммануилом Кантом.
Нелепостно перенимают они всякую новую штуку, но так как эта штука является независимо от
общих форм жизни, то весьма естественно, что она их же бьет в лоб.
В этих шести встречах есть некоторая разница; но она понятна более для автора, нежели для читателя, который, при однообразии
общей формы, легко может перемешать их.
Мне хочется сказать себе: милая Нинка, пошарлатанила, похулиганила, и хватит, — твоя миссия на этом свете кончена. Пора переходить в другой мир, в мир безмолвия и тишины. Все равно я никогда не отделаюсь от шарлатанства и экспериментирования; сколько ни борюсь с собой, всегда люди, отлитые по одной
общей форме, будут вызывать во мне тошноту.
В замкнутом субъективизме, имманентизме и психологизме неповинна поэтому даже и эта религия, как бы ни было скудно ее положительное учение о Боге [На это справедливо указывает Гартман, у которого вообще мы находим чрезвычайно отчетливую постановку проблемы религии в ее
общей форме: он устанавливает, что «всякий объект религиозной функции есть бог; бог есть не научное, но религиозное понятие; наука может заниматься им, лишь поскольку она есть наука о религии.
Неточные совпадения
— Хотя в
общих чертах наши законоположения об этом предмете мне известны, — продолжал Алексей Александрович, — я бы желал знать вообще те
формы, в которых на практике совершаются подобного рода дела.
Но ведь вот что при этом, добрейший Родион Романович, наблюдать следует: ведь общего-то случая-с, того самого, на который все юридические
формы и правила примерены и с которого они рассчитаны и в книжки записаны, вовсе не существует-с, по тому самому, что всякое дело, всякое, хоть, например, преступление, как только оно случится в действительности, тотчас же и обращается в совершенно частный случай-с; да иногда ведь в какой: так-таки ни на что прежнее не похожий-с.
Предметы теряли свою
форму; все сливалось сначала в серую, потом в темную массу. Пение птиц постепенно ослабевало; вскоре они совсем замолкли, кроме одной какой-то упрямой, которая, будто наперекор всем, среди
общей тишины, одна монотонно чирикала с промежутками, но все реже и реже, и та, наконец, свистнула слабо, незвучно, в последний раз, встрепенулась, слегка пошевелив листья вокруг себя… и заснула.
О будущей жизни он тоже никогда не думал, в глубине души нося то унаследованное им от предков твердое, спокойное убеждение,
общее всем земледельцам, что как в мире животных и растений ничто не кончается, а постоянно переделывается от одной
формы в другую — навоз в зерно, зерно в курицу, головастик в лягушку, червяк в бабочку, желудь в дуб, так и человек не уничтожается, но только изменяется.
Экстаз, который считают характерным для некоторых
форм мистики, есть выход из разделения на субъект и объект, есть приобщение не к
общему и объективированному миру, а к первореальности духовного мира.