Самгин был уверен, что этот скандал не ускользнет от внимания газет. Было бы крайне неприятно, если б его имя оказалось припутанным. А этот Миша — существо удивительно неудобное. Сообразив, что Миша, наверное, уже дома, он послал за ним дворника. Юноша пришел немедля и
остановился у двери, держа забинтованную голову как-то особенно неподвижно, деревянно. Неуклонно прямой взгляд его одинокого глаза сегодня был особенно неприятен.
Неточные совпадения
Ярким зимним днем Самгин медленно шагал по набережной Невы, укладывая в памяти наиболее громкие фразы лекции. Он еще издали заметил Нехаеву, девушка вышла из
дверей Академии художеств, перешла дорогу и
остановилась у сфинкса, глядя на реку, покрытую ослепительно блестевшим снегом; местами снег был разорван ветром и обнажались синеватые лысины льда. Нехаева поздоровалась с Климом, ласково улыбаясь, и заговорила своим слабым голосом...
Огня в комнате не было, сумрак искажал фигуру Лютова, лишив ее ясных очертаний, а Лидия, в белом, сидела
у окна, и на кисее занавески видно было только ее курчавую, черную голову. Клим
остановился в
дверях за спиною Лютова и слушал...
Это было недели за две до того, как он, гонимый скукой, пришел к Варваре и удивленно
остановился в
дверях столовой, —
у стола пред самоваром сидела с книгой в руках Сомова, толстенькая и серая, точно самка снегиря.
У двери он
остановился и, глядя на свечу, щелкая пальцами, сказал...
Ехали в тумане осторожно и медленно,
остановились у одноэтажного дома в четыре окна с парадной
дверью; под новеньким железным навесом, в медальонах между окнами, вылеплены были гипсовые птицы странного вида, и весь фасад украшен аляповатой лепкой, гирляндами цветов. Прошли во двор; там к дому примыкал деревянный флигель в три окна с чердаком; в глубине двора, заваленного сугробами снега, возвышались снежные деревья сада.
Дверь флигеля открыла маленькая старушка в очках, в коричневом платье.
В Париже он
остановился в том же отеле, где и Марина, заботливо привел себя в порядок, и вот он — с досадой на себя за волнение, которое испытывал, —
у двери в ее комнату, а за
дверью отчетливо звучит знакомый, сильный голос...
Остановились у крыльца двухэтажного дома, вбежали по чугунной лестнице во второй этаж. Дронов, открыв
дверь своим ключом, втолкнул Самгина в темное тепло, помог ему раздеться, сказал...
— Я Варваре Кирилловне служу, и от нее распоряжений не имею для вас… — Она ходила за Самгиным,
останавливаясь в
дверях каждой комнаты и, очевидно, опасаясь, как бы он не взял и не спрятал в карман какую-либо вещь, и возбуждая
у хозяина желание стукнуть ее чем-нибудь по голове. Это продолжалось минут двадцать, все время натягивая нервы Самгина. Он курил, ходил, сидел и чувствовал, что поведение его укрепляет подозрения этой двуногой щуки.
Я
остановился у двери и стал смотреть; но глаза мои были так заплаканы и нервы так расстроены, что я ничего не мог разобрать; все как-то странно сливалось вместе: свет, парча, бархат, большие подсвечники, розовая, обшитая кружевами подушка, венчик, чепчик с лентами и еще что-то прозрачное, воскового цвета.
Она взглянула на Базарова… и
остановилась у двери, до того поразило ее это воспаленное и в то же время мертвенное лицо с устремленными на нее мутными глазами. Она просто испугалась каким-то холодным и томительным испугом; мысль, что она не то бы почувствовала, если бы точно его любила, — мгновенно сверкнула у ней в голове.
Райский подождал на дворе. Яков принес ключ, и Марфенька с братом поднялись на лестницу, прошли большую переднюю, коридор, взошли во второй этаж и
остановились у двери комнаты Веры.
Неточные совпадения
Селифан произнес: «Слушаю, Павел Иванович!» — и
остановился, однако ж, несколько времени
у дверей, не двигаясь с места.
В сей утомительной прогулке // Проходит час-другой, и вот //
У Харитонья в переулке // Возок пред домом
у ворот //
Остановился. К старой тетке, // Четвертый год больной в чахотке, // Они приехали теперь. // Им настежь отворяет
дверь, // В очках, в изорванном кафтане, // С чулком в руке, седой калмык. // Встречает их в гостиной крик // Княжны, простертой на диване. // Старушки с плачем обнялись, // И восклицанья полились.
Бабушка была уже в зале: сгорбившись и опершись на спинку стула, она стояла
у стенки и набожно молилась; подле нее стоял папа. Он обернулся к нам и улыбнулся, заметив, как мы, заторопившись, прятали за спины приготовленные подарки и, стараясь быть незамеченными,
остановились у самой
двери. Весь эффект неожиданности, на который мы рассчитывали, был потерян.
Соня
остановилась в сенях
у самого порога, но не переходила за порог и глядела как потерянная, не сознавая, казалось, ничего, забыв о своем перекупленном из четвертых рук шелковом, неприличном здесь, цветном платье с длиннейшим и смешным хвостом, и необъятном кринолине, загородившем всю
дверь, и о светлых ботинках, и об омбрельке, [Омбрелька — зонтик (фр. ombrelle).] ненужной ночью, но которую она взяла с собой, и о смешной соломенной круглой шляпке с ярким огненного цвета пером.
Он не помнил, сколько он просидел
у себя, с толпившимися в голове его неопределенными мыслями. Вдруг
дверь отворилась, и вошла Авдотья Романовна. Она сперва
остановилась и посмотрела на него с порога, как давеча он на Соню; потом уже прошла и села против него на стул, на вчерашнем своем месте. Он молча и как-то без мысли посмотрел на нее.