Были в жизни его моменты, когда действительность унижала его, пыталась раздавить, он вспомнил ночь 9 Января на темных улицах Петербурга,
первые дни Московского восстания, тот вечер, когда избили его и Любашу, — во всех этих случаях он подчинялся страху, который взрывал в нем естественное чувство самосохранения, а сегодня он подавлен тоже, конечно, чувством биологическим, но — не только им.
Неточные совпадения
Однако не совсем обычное имя ребенка с
первых же
дней жизни заметно подчеркнуло его.
Это нельзя было понять, тем более нельзя, что в
первый же
день знакомства Борис поссорился с Туробоевым, а через несколько
дней они жестоко, до слез и крови, подрались.
Дед Аким устроил так, что Клима все-таки приняли в гимназию. Но мальчик считал себя обиженным учителями на экзамене, на переэкзаменовке и был уже предубежден против школы. В
первые же
дни, после того, как он надел форму гимназиста, Варавка, перелистав учебники, небрежно отшвырнул их прочь...
Пролежав в комнате Клима четверо суток, на пятые Макаров начал просить, чтоб его отвезли домой. Эти
дни, полные тяжелых и тревожных впечатлений, Клим прожил очень трудно. В
первый же
день утром, зайдя к больному, он застал там Лидию, — глаза у нее были красные, нехорошо блестели, разглядывая серое, измученное лицо Макарова с провалившимися глазами; губы его, потемнев, сухо шептали что-то, иногда он вскрикивал и скрипел зубами, оскаливая их.
— Написал он сочинение «О третьем инстинкте»; не знаю, в чем
дело, но эпиграф подсмотрел: «Не ищу утешений, а только истину». Послал рукопись какому-то профессору в Москву; тот ему ответил зелеными чернилами на
первом листе рукописи: «Ересь и нецензурно».
На другой
день, утром, неожиданно явился Варавка, оживленный, сверкающий глазками, неприлично растрепанный. Вера Петровна с
первых же слов спросила его...
— Это —
дело бабье. Баба — от бога далеко, она ему — второй сорт. Не ее первую-то бог сотворил…
Возможно, что эта встреча будет иметь значение того
первого луча солнца, которым начинается
день, или того последнего луча, за которым землю ласково обнимает теплая ночь лета.
Почти весь
день лениво падал снег, и теперь тумбы, фонари, крыши были покрыты пуховыми чепцами. В воздухе стоял тот вкусный запах, похожий на запах
первых огурцов, каким снег пахнет только в марте. Медленно шагая по мягкому, Самгин соображал...
Через
день, прожитый беспокойно, как пред экзаменом, стоя на перроне вокзала, он увидел
первой Алину: явясь в двери вагона, глядя на людей сердитым взглядом, она крикнула громко и властно...
В три
дня Самгин убедился, что смерть Сипягина оживила и обрадовала людей значительно более, чем смерть Боголепова. Общее настроение показалось ему сродным с настроением зрителей в театре после
первого акта драмы, сильно заинтересовавшей их.
Изложив свои впечатления в
первый же
день по приезде, она уже не возвращалась к ним, и скоро Самгин заметил, что она сообщает ему о своих
делах только из любезности, а не потому, что ждет от него участия или советов. Но он был слишком занят собою, для того чтоб обижаться на нее за это.
После этого она стала относиться к нему еще нежней и однажды сама, без его вызова, рассказала кратко и бескрасочно, что
первый раз была арестована семнадцати лет по
делу «народоправцев», вскоре после того, как он видел ее с Лютовым.
Из этих разнообразных единиц необыкновенно быстро образовалась густейшая масса, и Самгин, не впервые участвуя в трагических парадах,
первый раз ощутил себя вполне согласованным, внутренне спаянным с человеческой массой этого
дня.
За утренним чаем небрежно просматривал две местные газеты, — одна из них каждый
день истерически кричала о засилии инородцев, безумии левых партий и приглашала Россию «вернуться к национальной правде», другая, ссылаясь на статьи
первой, уговаривала «беречь Думу — храм свободного, разумного слова» и доказывала, что «левые» в Думе говорят неразумно.
И через два
дня он сидел в купе
первого класса против Крэйтона, слушая его медленные речи.
Первым, кто решился узнать, в чем
дело, был владелец меняльной лавки К. Ф. Храпов.
Его отношение к Тагильскому в этот
день колебалось особенно резко и утомительно. Озлобление против гостя истлело, не успев разгореться, неприятная мысль о том, что Тагильский нашел что-то сходное между ним и собою, уступило место размышлению: почему Тагильский уговаривает переехать в Петербург? Он не
первый раз демонстрирует доброжелательное отношение ко мне, но — почему? Это так волновало, что даже мелькнуло намерение: поставить вопрос вслух, в лоб товарищу прокурора.
Университет учится, сходки совершенно непопулярны: на
первой было около 2500 (из 9 тысяч), на второй — 700, третьего
дня — 150, а вчера, на трех назначенных, — около 100 человек».
Сквозь занавесь окна светило солнце, в комнате свежо, за окном, должно быть, сверкает
первый зимний
день, ночью, должно быть, выпал снег. Вставать не хотелось. В соседней комнате мягко топала Агафья. Клим Иванович Самгин крикнул...
Первая поездка по
делам Союза вызвала у Самгина достаточно неприятное впечатление, но все же он считал долгом своим побывать ближе к фронту и, если возможно, посмотреть солдат в их
деле, в бою.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти
дела не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович,
первый и начните.
Стародум. Надлежало образумиться. Не умел я остеречься от
первых движений раздраженного моего любочестия. Горячность не допустила меня тогда рассудить, что прямо любочестивый человек ревнует к
делам, а не к чинам; что чины нередко выпрашиваются, а истинное почтение необходимо заслуживается; что гораздо честнее быть без вины обойдену, нежели без заслуг пожаловану.
Дворянин, например, считал бы за
первое бесчестие не делать ничего, когда есть ему столько
дела: есть люди, которым помогать; есть отечество, которому служить.
"30-го июня, — повествует летописец, — на другой
день празднованья памяти святых и славных апостолов Петра и Павла был сделан
первый приступ к сломке города".
Тут только понял Грустилов, в чем
дело, но так как душа его закоснела в идолопоклонстве, то слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть в нее. Он даже заподозрил в
первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во время отпадения глуповцев в идолопоклонстве одна осталась верною истинному богу.