— А вот во время революции интересно было, новые гости приходили, такое, знаете, оживление. Один, совсем молодой человек, замечательно плясал, просто — как в цирке. Но он какие-то деньги украл, и пришла
полиция арестовать его, тогда он выбежал на двор и — трах! Застрелился. Такой легкий был, ловкий.
Неточные совпадения
Девушка встретила его с радостью. Так же неумело и суетливо она бегала из угла в угол, рассказывая жалобно, что ночью не могла уснуть; приходила
полиция, кого-то
арестовали, кричала пьяная женщина, в коридоре топали, бегали.
В годы своего студенчества он мудро и удачно избегал участия в уличных демонстрациях, но раза два издали видел, как
полиция разгоняла,
арестовывала демонстрантов, и вынес впечатление, что это делалось грубо, отвратительно.
Возвратясь домой, он увидал у ворот полицейского, на крыльце дома — другого; оказалось, что
полиция желала
арестовать Инокова, но доктор воспротивился этому; сейчас приедут полицейский врач и судебный следователь для проверки показаний доктора и допроса Инокова, буде он окажется в силах дать показание по обвинению его «в нанесении тяжких увечий, последствием коих была смерть».
Были вызваны в
полицию дворники со всей улицы, потом, дня два, полицейские ходили по домам, что-то проверяя, в трех домах произвели обыски, в одном
арестовали какого-то студента, полицейский среди белого дня увел из мастерской, где чинились деревянные инструменты, приятеля Агафьи Беньковского, лысого, бритого человека неопределенных лет, очень похожего на католического попа.
Рассказывали, что самого задорного свистуна
полиция арестовала; в этом тогда все увидали протест молодежи против бонапартизма, так как авторы считались под покровительством императорского двора.
Говорят, у него дружина в сто человек, вооруженных револьверами. Он входит к губернатору без доклада. Достаточно ему кивнуть головою, чтоб
полиция арестовала любого. Он открыто хвалится везде, что в дни свободы собственноручно ухлопал пять забастовщиков.
В 1884 году было напечатано в газетах, что в Нижнем Новгороде один торговец и один чиновник, сидя в трактире, бранили местного губернатора Баранова.
Полиция арестовала этих господ, но губернатор Баранов приказал их освободить и указал полиции впредь не обращать внимания на такие ничтожные вещи.
Неточные совпадения
Дама бросилась в сторону, господин тоже хотел убежать и говорил, что он теперь не в претензии; но
полиция подскочила и вмешалась: «Этого, говорит, нельзя: это в публичном месте», — и сербского воителя
арестовали, и побитого тоже.
Но русскую
полицию трудно сконфузить. Через две недели
арестовали нас, как соприкосновенных к делу праздника. У Соколовского нашли письма Сатина, у Сатина — письма Огарева, у Огарева — мои, — тем не менее ничего не раскрывалось. Первое следствие не удалось. Для большего успеха второй комиссии государь послал из Петербурга отборнейшего из инквизиторов, А. Ф. Голицына.
Никогда не были так шумны московские улицы, как ежегодно в этот день. Толпы студентов до поздней ночи ходили по Москве с песнями, ездили, обнявшись, втроем и вчетвером на одном извозчике и горланили. Недаром во всех песенках рифмуется: «спьяна» и «Татьяна»! Это был беззаботно-шумный, гулящий день. И
полиция, — такие она имела расчеты и указания свыше, — в этот день студентов не
арестовывала. Шпикам тоже было приказано не попадаться на глаза студентам.
Тогда
полиция была занята только вылавливанием «неблагонадежных», революционно настроенных элементов, которых
арестовывали и ссылали сотнями.
Однажды — это было уже в восьмидесятых годах — ночью в эту запертую крепость постучали. Вооружив домочадцев метлами и кочергами, Самаревич подошел к дверям. Снаружи продолжался стук, как оказалось… «именем закона». Когда дверь была отворена, в нее вошли жандармы и
полиция. У одного из учеников произвели обыск, и ученика
арестовали.