Неточные совпадения
Клим услышал нечто полупонятное, как бы некий вызов или намек. Он вопросительно взглянул
на девушку, но она
смотрела в
книгу. Правая рука ее блуждала в воздухе, этой рукой, синеватой в сумраке и как бы бестелесной, Нехаева касалась лица своего, груди, плеча, точно она незаконченно крестилась или хотела убедиться в том, что существует.
Говоря, он
смотрел в потолок и не видел, что делает Дмитрий; два тяжелых хлопка заставили его вздрогнуть и привскочить
на кровати. Хлопал брат
книгой по ладони, стоя среди комнаты в твердой позе Кутузова. Чужим голосом, заикаясь, он сказал...
Было очень неприятно наблюдать внимание Лидии к речам Маракуева. Поставив локти
на стол, сжимая виски ладонями, она
смотрела в круглое лицо студента читающим взглядом, точно в
книгу. Клим опасался, что
книга интересует ее более, чем следовало бы. Иногда Лидия, слушая рассказы о Софии Перовской, Вере Фигнер, даже раскрывала немножко рот; обнажалась полоска мелких зубов, придавая лицу ее выражение, которое Климу иногда казалось хищным, иногда — неумным.
Он оглянулся, взял
книгу со стола,
посмотрел на корешок и снова сунул
на стол.
В дешевом ресторане Кутузов прошел в угол, — наполненный сизой мутью, заказал водки, мяса и, прищурясь,
посмотрел на людей, сидевших под низким, закопченным потолком необширной комнаты; трое, в однообразных позах, наклонясь над столиками, сосредоточенно ели, четвертый уже насытился и, действуя зубочисткой, пустыми глазами
смотрел на женщину, сидевшую у окна; женщина читала письмо,
на столе пред нею стоял кофейник, лежала пачка
книг в ремнях.
Нет, Любаша не совсем похожа
на Куликову, та всю жизнь держалась так, как будто считала себя виноватой в том, что она такова, какая есть, а не лучше. Любаше приниженность слуги для всех была совершенно чужда. Поняв это, Самгин стал
смотреть на нее, как
на смешную «Ванскок», — Анну Скокову, одну из героинь романа Лескова «
На ножах»; эту
книгу и «Взбаламученное море» Писемского, по их «социальной педагогике», Клим ставил рядом с «Бесами» Достоевского.
Особенно был густ этот запах в угрюмом кабинете, где два шкафа служили как бы окнами в мир толстых
книг, а настоящие окна
смотрели на тесный двор, среди которого спряталась в деревьях причудливая церковка.
В городе, подъезжая к дому Безбедова, он увидал среди улицы забавную группу: полицейский, с разносной
книгой под мышкой, старуха в клетчатой юбке и с палкой в руках, бородатый монах с кружкой
на груди, трое оборванных мальчишек и педагог в белом кителе — молча
смотрели на крышу флигеля; там, у трубы, возвышался, качаясь, Безбедов в синей блузе, без пояса, в полосатых брюках, — босые ступни его ног по-обезьяньи цепко приклеились к тесу крыши.
Подумав, он вспомнил: из
книги немецкого демократа Иоганна Шерра. Именно этот профессор советовал
смотреть на всемирную историю как
на комедию, но в то же время соглашался с Гете в том, что...
После тяжелой, жаркой сырости улиц было очень приятно ходить в прохладе пустынных зал. Живопись не очень интересовала Самгина. Он
смотрел на посещение музеев и выставок как
на обязанность культурного человека, — обязанность, которая дает темы для бесед. Картины он обычно читал, как
книги, и сам видел, что это обесцвечивает их.
Самгин следил, как соблазнительно изгибается в руках офицера с черной повязкой
на правой щеке тонкое тело высокой женщины с обнаженной до пояса спиной,
смотрел и привычно ловил клочки мудрости человеческой. Он давно уже решил, что мудрость, схваченная непосредственно у истока ее, из уст людей, — правдивее, искренней той, которую предлагают
книги и газеты. Он имел право думать, что особенно искренна мудрость пьяных, а за последнее время ему казалось, что все люди нетрезвы.
Влияние Грановского на университет и на все молодое поколение было огромно и пережило его; длинную светлую полосу оставил он по себе. Я с особенным умилением
смотрю на книги, посвященные его памяти бывшими его студентами, на горячие, восторженные строки об нем в их предисловиях, в журнальных статьях, на это юношески прекрасное желание новый труд свой примкнуть к дружеской тени, коснуться, начиная речь, до его гроба, считать от него свою умственную генеалогию.
Неточные совпадения
Стародум(распечатав и
смотря на подпись). Граф Честан. А! (Начиная читать, показывает вид, что глаза разобрать не могут.) Софьюшка! Очки мои
на столе, в
книге.
Он сидел в расстегнутом над белым жилетом сюртуке, облокотившись обеими руками
на стол и, ожидая заказанного бифстека,
смотрел в
книгу французского романа, лежавшую
на тарелке.
Бывало, как досыта набегаешься внизу по зале,
на цыпочках прокрадешься наверх, в классную,
смотришь — Карл Иваныч сидит себе один
на своем кресле и с спокойно-величавым выражением читает какую-нибудь из своих любимых
книг. Иногда я заставал его и в такие минуты, когда он не читал: очки спускались ниже
на большом орлином носу, голубые полузакрытые глаза
смотрели с каким-то особенным выражением, а губы грустно улыбались. В комнате тихо; только слышно его равномерное дыхание и бой часов с егерем.
Долго бессмысленно
смотрел я в
книгу диалогов, но от слез, набиравшихся мне в глаза при мысли о предстоящей разлуке, не мог читать; когда же пришло время говорить их Карлу Иванычу, который, зажмурившись, слушал меня (это был дурной признак), именно
на том месте, где один говорит: «Wo kommen Sie her?», [Откуда вы идете? (нем.)] а другой отвечает: «Ich komme vom Kaffe-Hause», [Я иду из кофейни (нем.).] — я не мог более удерживать слез и от рыданий не мог произнести: «Haben Sie die Zeitung nicht gelesen?» [Вы не читали газеты? (нем.)]
Хозяин игрушечной лавки начал в этот раз с того, что открыл счетную
книгу и показал ей, сколько за ними долга. Она содрогнулась, увидев внушительное трехзначное число. «Вот сколько вы забрали с декабря, — сказал торговец, — а вот
посмотри,
на сколько продано». И он уперся пальцем в другую цифру, уже из двух знаков.