Неточные совпадения
Клим подошел к дяде, поклонился, протянул руку и опустил ее: Яков Самгин, держа в одной руке стакан с водой, пальцами другой скатывал из бумажки шарик и, облизывая губы, смотрел в лицо племянника неестественно блестящим взглядом серых глаз с опухшими веками. Глотнув воды, он
поставил стакан
на стол, бросил бумажный шарик
на пол и, пожав руку племянника темной, костлявой рукой, спросил глухо...
— Тебе сколько — тридцать пять, семь? Моложава, — говорил Яков Самгин и, вдруг замолчав, вынул из кармана пиджака порошок, принял его, запил водою и, твердо
поставив стакан
на стол, приказал Климу...
Маргарита встретила его так, как будто он пришел не в первый, а в десятый раз. Когда он положил
на стол коробку конфет, корзину пирожных и
поставил бутылку портвейна, она спросила, лукаво улыбаясь...
Варавка не ответил, остригая ногти, кусочки их прыгали
на стол, загруженный бумагами. Потом, вынув записную книжку, он
поставил в ней какие-то знаки карандашом, попробовал засвистать что-то — не вышло.
Пошли. В столовой Туробоев жестом фокусника снял со
стола бутылку вина, но Спивак взяла ее из руки Туробоева и
поставила на пол. Клима внезапно ожег злой вопрос: почему жизнь швыряет ему под ноги таких женщин, как продажная Маргарита или Нехаева? Он вошел в комнату брата последним и через несколько минут прервал спокойную беседу Кутузова и Туробоева, торопливо говоря то, что ему давно хотелось сказать...
— Вчера хромой приглашал Лютова
на мельницу, — сказал Клим девушке, — она уже сидела у
стола, торопливо отхлебывая кофе, обжигаясь и шипя, а Макаров,
поставив недопитый стакан, подошел к двери
на террасу и, стоя там, тихонько засвистал.
Клим сел против него
на широкие нары, грубо сбитые из четырех досок; в углу нар лежала груда рухляди, чья-то постель. Большой
стол пред нарами испускал одуряющий запах протухшего жира. За деревянной переборкой, некрашеной и щелявой, светился огонь, там кто-то покашливал, шуршал бумагой. Усатая женщина зажгла жестяную лампу,
поставила ее
на стол и, посмотрев
на Клима, сказала дьякону...
Это было его первое слово. До этого он сидел молча,
поставив локти
на стол, сжав виски ладонями, и смотрел
на Маракуева, щурясь, как
на яркий свет.
Было очень неприятно наблюдать внимание Лидии к речам Маракуева.
Поставив локти
на стол, сжимая виски ладонями, она смотрела в круглое лицо студента читающим взглядом, точно в книгу. Клим опасался, что книга интересует ее более, чем следовало бы. Иногда Лидия, слушая рассказы о Софии Перовской, Вере Фигнер, даже раскрывала немножко рот; обнажалась полоска мелких зубов, придавая лицу ее выражение, которое Климу иногда казалось хищным, иногда — неумным.
— Что это с тобой? — спросил Самгин,
ставя лампу
на туалетный
стол. Она ответила тихо, всхрапывающим голосом...
— Гроб
поставили в сарай… Завтра его отнесут куда следует. Нашлись люди. Сто целковых. Н-да! Алина как будто приходит в себя. У нее — никогда никаких истерик! Макаров… — Он подскочил
на кушетке, сел, изумленно поднял брови. — Дерется как! Замечательно дерется, черт возьми! Ну, и этот… Нет, — каков Игнат, а? — вскричал он, подбегая к
столу. — Ты заметил, понял?
Самгин внимательно наблюдал, сидя в углу
на кушетке и пережевывая хлеб с ветчиной. Он видел, что Макаров ведет себя, как хозяин в доме, взял с рояля свечу, зажег ее, спросил у Дуняши бумаги и чернил и ушел с нею. Алина, покашливая, глубоко вздыхала, как будто поднимала и не могла поднять какие-то тяжести.
Поставив локти
на стол, опираясь скулами
на ладони, она спрашивала Судакова...
Зрачки ее как будто вспыхнули, посветлели
на секунду и тут же замутились серой слезой, растаяли. Ослепшими глазами глядя
на стол, щупая его дрожащей рукой, она
поставила чашку мимо блюдца.
— Нужна ясность, Клим! — тотчас ответила она и, достав с полочки перламутровую раковину в серебре,
поставила ее
на стол: — Вот пепельница.
— Что же вы, батенька, стол-то перед эстрадой
поставили?
На эстраду его надо было
поставить,
на эстраду-с…
— Влепил заряд в морду Блинову, вот что! — сказал Безбедов и, взяв со
стола графин,
поставил его
на колено себе, мотая головой, говоря со свистом: — Издевался надо мной, подлец! «Брось, говорит, — ничего не смыслишь в голубях». Я — Мензбира читал! А он, идиот, учит...
Безбедов
поставил графин
на стол, помолчал, оглядываясь, и сказал...
«Так никто не говорил со мной». Мелькнуло в памяти пестрое лицо Дуняши, ее неуловимые глаза, — но нельзя же
ставить Дуняшу рядом с этой женщиной! Он чувствовал себя обязанным сказать Марине какие-то особенные, тоже очень искренние слова, но не находил достойных. А она, снова положив локти
на стол, опираясь подбородком о тыл красивых кистей рук, говорила уже деловито, хотя и мягко...
Поставив стакан
на стол, она легко ладонью толкнула Самгина в лоб; горячая ладонь приятно обожгла кожу лба, Самгин поймал руку и, впервые за все время знакомства, поцеловал ее.
Самгин слушал равнодушно, ожидая удобного момента
поставить свой вопрос.
На столе, освещенном спиртовой лампой, самодовольно и хвастливо сиял самовар, блестел фарфор посуды, в хрустале ваз сверкали беловатые искры, в рюмках — золотистый коньяк.
— С кем с нами? — спрашивал Юрин. А Дронов, вытаскивая из буфета бутылки и тарелки с закусками,
ставил их
на стол, гремел посудой.
Дронов
поставил пред собой кресло и, держась одной рукой за его спинку, другой молча бросил
на стол измятый конверт, — Самгин защемил конверт концами ножниц, брезгливо взял его. Конверт был влажный.
В буфете, занятом офицерами, маленький старичок-официант, бритый, с лицом католического монаха, нашел Самгину место в углу за
столом, прикрытым лавровым деревом, две трети
стола были заняты колонками тарелок,
на свободном пространстве
поставил прибор; делая это, он сказал, что поезд в Ригу опаздывает и неизвестно, когда придет, станция загромождена эшелонами сибирских солдат, спешно отправляемых
на фронт, задержали два санитарных поезда в Петроград.
Неточные совпадения
Я взошел в хату: две лавки и
стол, да огромный сундук возле печи составляли всю ее мебель.
На стене ни одного образа — дурной знак! В разбитое стекло врывался морской ветер. Я вытащил из чемодана восковой огарок и, засветив его, стал раскладывать вещи,
поставив в угол шашку и ружье, пистолеты положил
на стол, разостлал бурку
на лавке, казак свою
на другой; через десять минут он захрапел, но я не мог заснуть: передо мной во мраке все вертелся мальчик с белыми глазами.
Старуха пошла копаться и принесла тарелку, салфетку, накрахмаленную до того, что дыбилась, как засохшая кора, потом нож с пожелтевшею костяною колодочкою, тоненький, как перочинный, двузубую вилку и солонку, которую никак нельзя было
поставить прямо
на стол.
Ступай, ступай, да
ставь нам скорее
на стол все, что есть.
Раскольников в бессилии упал
на диван, но уже не мог сомкнуть глаз; он пролежал с полчаса в таком страдании, в таком нестерпимом ощущении безграничного ужаса, какого никогда еще не испытывал. Вдруг яркий свет озарил его комнату: вошла Настасья со свечой и с тарелкой супа. Посмотрев
на него внимательно и разглядев, что он не спит, она
поставила свечку
на стол и начала раскладывать принесенное: хлеб, соль, тарелку, ложку.
Через минуту вошла со свечой и Соня,
поставила свечку и стала сама перед ним, совсем растерявшаяся, вся в невыразимом волнении и, видимо, испуганная его неожиданным посещением. Вдруг краска бросилась в ее бледное лицо, и даже слезы выступили
на глазах… Ей было и тошно, и стыдно, и сладко… Раскольников быстро отвернулся и сел
на стул к
столу. Мельком успел он охватить взглядом комнату.