Неточные совпадения
Спрашивал так, как будто ожидал услышать нечто необыкновенное. Он все более обрастал
книгами, в углу, в ногах койки, куча их возвышалась
почти до потолка. Растягиваясь на койке, он поучал Клима...
Его ночные думы о девицах принимали осязаемый характер, возбуждая в теле тревожное,
почти болезненное напряжение, оно заставило Клима вспомнить устрашающую
книгу профессора Тарновского о пагубном влиянии онанизма, —
книгу, которую мать давно уже предусмотрительно и незаметно подсунула ему.
Он
почти сердито стал спрашивать ее, почему она не читает
книг, не ходит в театр, не знает ничего лучше постельки, но Рита, видимо, не уловив его тона, спросила спокойно, расплетая волосы...
Манере Туробоева говорить Клим завидовал
почти до ненависти к нему. Туробоев называл идеи «девицами духовного сословия», утверждал, что «гуманитарные идеи требуют чувства веры значительно больше, чем церковные, потому что гуманизм есть испорченная религия». Самгин огорчался: почему он не умеет так легко толковать прочитанные
книги?
С той поры он
почти сорок лет жил, занимаясь историей города, написал
книгу, которую никто не хотел издать, долго работал в «Губернских ведомостях», печатая там отрывки своей истории, но был изгнан из редакции за статью, излагавшую ссору одного из губернаторов с архиереем; светская власть обнаружила в статье что-то нелестное для себя и зачислила автора в ряды людей неблагонадежных.
Он ожидал увидеть глаза черные, строгие или по крайней мере угрюмые, а при таких
почти бесцветных глазах борода ротмистра казалась крашеной и как будто увеличивала благодушие его, опрощала все окружающее. За спиною ротмистра, выше головы его, на черном треугольнике — бородатое, широкое лицо Александра Третьего, над узенькой, оклеенной обоями дверью — большая фотография лысого, усатого человека в орденах, на столе, прижимая бумаги Клима, — толстая
книга Сенкевича «Огнем и мечом».
— Хотите познакомиться с человеком
почти ваших мыслей? Пчеловод, сектант, очень интересный,
книг у него много. Поживете в деревне, наберетесь сил.
Как все необычные люди, Безбедов вызывал у Самгина любопытство, — в данном случае любопытство усиливалось еще каким-то неопределенным, но неприятным чувством. Обедал Самгин во флигеле у Безбедова, в комнате, сплошь заставленной различными растениями и полками
книг,
почти сплошь переводами с иностранного: 144 тома пантелеевского издания иностранных авторов, Майн-Рид, Брем, Густав Эмар, Купер, Диккенс и «Всемирная география» Э. Реклю, — большинство
книг без переплетов, растрепаны, торчат на полках кое-как.
Но по отношению к нему она не скупилась на деньги. Как-то сидя у него и увидав пакеты
книг, принесенные с
почты, она сказала...
А Миша постепенно вызывал чувство неприязни к нему. Молчаливый, скромный юноша не давал явных поводов для неприязни, он быстро и аккуратно убирал комнаты, стирал пыль не хуже опытной и чистоплотной горничной, переписывал бумаги
почти без ошибок, бегал в суд, в магазины, на
почту, на вопросы отвечал с предельной точностью. В свободные минуты сидел в прихожей на стуле у окна, сгибаясь над
книгой.
Чтение художественной литературы было его насущной потребностью, равной привычке курить табак.
Книги обогащали его лексикон, он умел ценить ловкость и звучность словосочетаний, любовался разнообразием словесных одежд одной и той же мысли у разных авторов, и особенно ему нравилось находить общее в людях, казалось бы, несоединимых. Читая кошачье мурлыканье Леонида Андреева, которое
почти всегда переходило в тоскливый волчий вой, Самгин с удовольствием вспоминал басовитую воркотню Гончарова...
«Свободным-то гражданином, друг мой, человека не конституции, не революции делают, а самопознание. Ты вот возьми Шопенгауэра,
почитай прилежно, а после него — Секста Эмпирика о «Пирроновых положениях». По-русски, кажется, нет этой
книги, я по-английски читала, французское издание есть. Выше пессимизма и скепсиса человеческая мысль не взлетала, и, не зная этих двух ее полетов, ни о чем не догадаешься, поверь!»
Было обидно: прожил
почти сорок лет, из них лет десять работал в суде, а накопил гроши. И обидно было, что пришлось продать полсотни ценных
книг в очень хороших переплетах.
— Давно не читал книги, — скажет он или иногда изменит фразу: — Дай-ка,
почитаю книгу, — скажет или просто, мимоходом, случайно увидит доставшуюся ему после брата небольшую кучку книг и вынет, не выбирая, что попадется. Голиков ли попадется ему, Новейший ли Сонник, Хераскова Россияда, или трагедия Сумарокова, или, наконец, третьегодичные ведомости — он все читает с равным удовольствием, приговаривая по временам:
Неточные совпадения
Очевидно, фельетонист понял всю
книгу так, как невозможно было понять ее. Но он так ловко подобрал выписки, что для тех, которые не читали
книги (а очевидно,
почти никто не читал ее), совершенно было ясно, что вся
книга была не что иное, как набор высокопарных слов, да еще некстати употребленных (что показывали вопросительные знаки), и что автор
книги был человек совершенно невежественный. И всё это было так остроумно, что Сергей Иванович и сам бы не отказался от такого остроумия; но это-то и было ужасно.
Почитав еще
книгу о евгюбических надписях и возобновив интерес к ним, Алексей Александрович в 11 часов пошел спать, и когда он, лежа в постели, вспомнил о событии с женой, оно ему представилось уже совсем не в таком мрачном виде.
Дела эти вместе с остальным хозяйством, оставшимся на его руках, вместе с работой кабинетною над своею
книгой, так занимали всё лето Левина, что он
почти и не ездил на охоту.
Она еще не знает, что в порядочном обществе и в порядочной
книге явная брань не может иметь места; что современная образованность изобрела орудие более острое,
почти невидимое и тем не менее смертельное, которое, под одеждою лести, наносит неотразимый и верный удар.
Генерал жил генералом, хлебосольствовал, любил, чтобы соседи приезжали изъявлять ему почтенье; сам, разумеется, визитов не платил, говорил хрипло, читал
книги и имел дочь, существо невиданное, странное, которую скорей можно было
почесть каким-то фантастическим видением, чем женщиной.