Неточные совпадения
Самгин думал, что вот таких городов больше полусотни, вокруг каждого из них
по десятку маленьких уездных и
по нескольку сотен безграмотных сел, деревень спрятано в болотах и лесах.
Исполняя поручения патрона, Самгин часто ездил
по Московской области и убеждался, что в нескольких
десятках верст от огромного, бурно кипевшего котла Москвы, в маленьких уездных городах, течет не торопясь другая, простецкая жизнь.
На станции ее знали, дородная баба, называя ее
по имени и отчеству, сочувственно охая, увела ее куда-то, и через
десяток минут Никонова воротилась в пестрой юбке, в красной кофте, одетой, должно быть, на голое тело; голова ее была повязана желтым платком с цветами.
В магазинах вспыхивали огни, а на улице сгущался мутный холод, сеялась какая-то сероватая пыль, пронзая кожу лица. Неприятно было видеть людей, которые шли встречу друг другу так, как будто ничего печального не случилось; неприятны голоса женщин и топот лошадиных копыт
по торцам, — странный звук, точно
десятки молотков забивали гвозди в небо и в землю, заключая и город и душу в холодную, скучную темноту.
Видел Самгин историка Козлова, который, подпрыгивая, тыкая зонтиком в воздух, бежал
по панели, Корвина, поднявшего над головою руку с револьвером в ней, видел, как гривастый Вараксин, вырвав знамя у Корнева, размахнулся, точно цепом, красное полотнище накрыло руку и голову регента; четко и сердито хлопнули два выстрела. Над головами Корнева и Вараксина замелькали палки,
десятки рук, ловя знамя, дергали его к земле, и вот оно исчезло в месиве человеческих тел.
Невозможно было бы представить, что
десятки тысяч людей могут молчать так торжественно, а они молчали, и вздохи, шепоты их стирались шлифующим звуком шагов
по камням мостовой.
Самгин подошел к столбу фонаря, прислонился к нему и стал смотреть на работу. В улице было темно, как в печной трубе, и казалось, что темноту создает возня двух или трех
десятков людей. Гулко крякая, кто-то бил
по булыжнику мостовой ломом, и, должно быть, именно его уговаривал мягкий басок...
За окном тяжко двигался крестный ход: обыватели города, во главе с духовенством всех церквей, шли за город, в поле — провожать икону Богородицы в далекий монастырь, где она пребывала и откуда ее приносили ежегодно в субботу на пасхальной неделе «гостить»,
по очереди, во всех церквах города, а из церквей, торопливо и не очень «благолепно», носили
по всем домам каждого прихода, собирая с «жильцов»
десятки тысяч священной дани в пользу монастыря.
Так же, как тогда, сокрушительно шаркали
десятки тысяч подошв
по булыжнику мостовой.
— На Урале группочка парнишек эксы устраивала и после удачного поручили одному из своих товарищей передать деньги, несколько
десятков тысяч, в Уфу, не то — серым, не то — седым, так называли они эсеров и эсдеков. А у парня — сапоги развалились, он взял из тысяч три целковых и купил сапоги. Передал деньги
по адресу, сообщив, что три рубля — присвоил, вернулся к своим, а они его за присвоение трешницы расстреляли. Дико? Правильно! Отличные ребята. Понимали, что революция — дело честное.
Но вот из-за кулис, под яростный грохот и вой оркестра, выскочило
десятка три искусно раздетых девиц, в такт задорной музыки они начали выбрасывать из ворохов кружев и разноцветных лент голые ноги; каждая из них была похожа на огромный махровый цветок, ноги их трепетали, как пестики в лепестках, девицы носились
по сцене с такой быстротой, что, казалось, у всех одно и то же ярко накрашенное, соблазнительно улыбающееся лицо и что их гоняет
по сцене бешеный ветер.
Он стал быстро спрашивать
по поводу деловых документов Марины, а через
десяток минут резко спросил...
Маленькая лекция
по философии угрожала разрастись в солидную, Самгину стало скучно слушать и несколько неприятно следить за игрой лица оратора. Он обратил внимание свое на женщин, их было
десятка полтора, и все они как бы застыли, очарованные голосом и многозначительной улыбочкой красноречивого Платона.
— Надо вставать, а то не поспеете к поезду, — предупредил он. — А то — может, поживете еще денечек с нами? Очень вы человек —
по душе нам! На ужин мы бы собрали кое-кого, человек пяток-десяток, для разговора, ась?
Прыжки осветительных ракет во тьму он воспринимал как нечто пошлое, но и зловещее. Ему казалось, что слышны выстрелы, — быть может, это хлопали двери. Сотрясая рамы окон,
по улице с грохотом проехали два грузовых автомобиля, впереди — погруженный, должно быть, железом, его сопровождал грузовик, в котором стояло
десятка два людей, некоторые из них с ружьями, тускло блеснули штыки.
Неточные совпадения
Вдруг песня хором грянула // Удалая, согласная: //
Десятка три молодчиков, // Хмельненьки, а не валятся, // Идут рядком, поют, // Поют про Волгу-матушку, // Про удаль молодецкую, // Про девичью красу. // Притихла вся дороженька, // Одна та песня складная // Широко, вольно катится, // Как рожь под ветром стелется, //
По сердцу
по крестьянскому // Идет огнем-тоской!..
Судей сошлось
десятка три, // Решили дать
по лозочке, // И каждый дал лозу!
Они тем легче могли успеть в своем намерении, что в это время своеволие глуповцев дошло до размеров неслыханных. Мало того что они в один день сбросили с раската и утопили в реке целые
десятки излюбленных граждан, но на заставе самовольно остановили ехавшего из губернии,
по казенной подорожной, чиновника.
Это еще более волновало Левина. Бекасы не переставая вились в воэдухе над осокой. Чмоканье
по земле и карканье в вышине не умолкая были слышны со всех сторон; поднятые прежде и носившиеся в воздухе бекасы садились пред охотниками. Вместо двух ястребов теперь
десятки их с писком вились над болотом.
— Значит, по-моему, — сказал начинавший горячиться Левин, — что в восьмидесятимиллионном народе всегда найдутся не сотни, как теперь, а
десятки тысяч людей, потерявших общественное положение, бесшабашных людей, которые всегда готовы — в шапку Пугачева, в Хиву, в Сербию…