Неточные совпадения
Работы у него не было, на дачу он не собирался, но ему не хотелось идти к Томилину, и его все более смущал фамильярный тон Дронова. Клим чувствовал себя независимее, когда Дронов сердито упрекал его,
а теперь многоречивость Дронова внушала опасение, что он будет искать частых встреч и вообще мешать жить.
— Любопытна слишком. Ей все надо знать — судоходство, лесоводство. Книжница. Книги портят женщин. Зимою я познакомился с водевильной актрисой,
а она вдруг спрашивает: насколько зависим Ибсен от Ницше? Да черт их знает, кто от кого зависит! Я — от дураков. Мне на днях губернатор сказал, что я компрометирую себя, давая
работу политическим поднадзорным. Я говорю ему: Превосходительство! Они относятся к
работе честно!
А он: разве, говорит, у нас, в России, нет уже честных людей неопороченных?
— Оригинальный парень, — сказала о нем Спивак,
а Варавка предложил ему
работу в конторе, но Иноков, не поблагодарив, отказался.
«Приходится соглашаться с моим безногим сыном, который говорит такое: раньше революция на испанский роман с приключениями похожа была, на опасную, но весьма приятную забаву, как, примерно, медвежья охота,
а ныне она становится делом сугубо серьезным, муравьиной
работой множества простых людей. Сие, конечно, есть пророчество, однако не лишенное смысла. Действительно: надышали атмосферу заразительную, и доказательством ее заразности не одни мы, сущие здесь пьяницы, служим».
— Рабочих, мастеровщину показывать не будут. Это выставка не для их брата. Ежели мастеровой не за
работой, так он — пьяный,
а царю пьяных показывать не к чему.
Затем он сказал, что за девять лет
работы в газетах цензура уничтожила у него одиннадцать томов, считая по двадцать печатных листов в томе и по сорок тысяч знаков в листе. Самгин слышал, что Робинзон говорит это не с горечью,
а с гордостью.
— Какова оценочка государственной
работы Бонапартова поклонника? Пять печеных яиц! — восхищался Козлов, играя пальчиками в воздухе. — И — каково добросердечие простодушной русской женщины,
а?
— Я часто гуляю в поле, смотрю, как там казармы для артиллеристов строят. Сам — лентяй,
а люблю смотреть на
работу. Смотрю и думаю: наверное, люди когда-нибудь устанут от мелких, подленьких делишек, возьмутся всею силою за настоящее, крупное дело и — сотворят чудеса.
— Отчаянно, потому что
работа нервная, — объяснил он, вздохнул, и вдруг в горле его забулькало, заклокотало,
а говорить он стал быстро и уже каким-то секретным тоном.
Самгин не знал, но почему-то пошевелил бровями так, как будто о дяде Мише излишне говорить; Гусаров оказался блудным сыном богатого подрядчика малярных и кровельных
работ, от отца ушел еще будучи в шестом классе гимназии, учился в казанском институте ветеринарии, был изгнан со второго курса, служил приказчиком в богатом поместье Тамбовской губернии, матросом на волжских пароходах,
а теперь — без
работы, но ему уже обещано место табельщика на заводе.
Самгину что-то понравилось в этом тихом человеке, он предложил ему
работу письмоводителя у себя, и ежедневно Кумов скрипел пером в маленькой комнатке рядом с уборной,
а вечерами таинственно и тихо рассказывал...
Больше половины слушателей — женщины, должно быть, огородницы, прачки,
а одетые почище — мелкие торговки, прислуга без
работы.
Он не уклонялся от осторожной помощи ей в ее бесчисленных делах, объясняя себе эту помощь своим стремлением ознакомиться с конспиративной ее
работой, понять мотивы революционности этой всегда спокойной женщины,
а она относилась к его услугам как к чему-то обязательному, не видя некоторого их риска для него и не обнаруживая желания сблизиться с ним.
—
А я тут недели две. Привез
работу по этнографии Северного края.
— Героем времени постепенно становится толпа, масса, — говорил он среди либеральной буржуазии и, вращаясь в ней, являлся хорошим осведомителем для Спивак. Ее он пытался пугать все более заметным уклоном «здравомыслящих» людей направо, рассказами об организации «Союза русского народа», в котором председательствовал историк Козлов,
а товарищем его был регент Корвин, рассказывал о
работе эсеров среди ремесленников, приказчиков, служащих. Но все это она знала не хуже его и, не пугаясь, говорила...
«Как это глубоко, исчерпывающе сказано: революцию хоронят! — думал он с благодарностью неведомому остроумцу. — Да, несут в могилу прошлое, изжитое. Это изумительное шествие — апофеоз общественного движения. И этот шлифующий шорох — не механическая
работа ног,
а разумнейшая
работа истории».
«Поярков», — признал Клим, входя в свою улицу. Она встретила его шумом
работы, таким же, какой он слышал вчера. Самгин пошел тише, пропуская в памяти своей жильцов этой улицы, соображая: кто из них может строить баррикаду? Из-за угла вышел студент, племянник акушерки, которая раньше жила в доме Варвары,
а теперь — рядом с ним.
— Я ее лечу. Мне кажется, я ее — знаю. Да. Лечу. Вот — написал
работу: «Социальные причины истерии у женщин». Показывал Форелю, хвалит, предлагает издать, рукопись переведена одним товарищем на немецкий.
А мне издавать — не хочется. Ну, издам, семь или семьдесят человек прочитают,
а — дальше что? Лечить тоже не хочется.
— Та-ак, — неопределенно протянул Бердников и усмехнулся. —
А вот Савва Морозов — слыхали о таком? — считает Ленина весьма… серьезной фигурой, даже будто бы материально способствует его разрушительной
работе.
А отец был дорожным мастером, потом — подрядчиком по земляным
работам, очень богатый, летом этим — умер.
— Что же печалиться? Отца Ганьки арестовали и осудили за воровство, она о делах отца и мужа ничего не знала, ей тюрьма оказалась на пользу. Второго мужа ее расстреляли не за грабеж,
а за участие в революционной
работе.
— Несколько непонятна политика нам, простецам. Как это: война расходы усиливает,
а — доход сократили? И вообще, знаете, без вина — не та
работа! Бывало, чуть люди устанут, посулишь им ведерко, они снова оживут. Ведь — победим, все убытки взыщем. Только бы скорее! Ударить разок, другой, да и потребовать: возместите протори-убытки,
а то — еще раз стукнем.
— Вот и мы здесь тоже думаем — врут! Любят это у нас — преувеличить правду. К примеру — гвоздари: жалуются на скудость жизни,
а между тем — зарабатывают больше плотников.
А плотники — на них ссылаются, дескать — кузнецы лучше нас живут. Союзы тайные заводят… Трудно, знаете, с рабочим народом. Надо бы за всякую
работу единство цены установить…
— Сорок три дня, 1225 рублей,
а выдали нам на харчи за все время 305 рублей. И — командуют: поезжайте в Либаву, там получите расчет и
работу.
А в Либаве предусмотрительно взяли у нас денежный документ да, сосчитав беженцами, отправили сюда.
— Угощайтесь на здоровье, — говорил Осип, ставя пред Самгиным кружку чая, положив два куска сахара и ломоть хлеба. — Мы привыкли на
работе четыре раза кушать: утром, в полдни,
а вот это вроде как паужин,
а между семью-восемью часами — ужин.
Но механическая
работа перенасыщенной памяти продолжалась, выдвигая дворника Николая, аккуратного, хитренького Осипа, рыжего Семена, грузчиков на Сибирской пристани в Нижнем, десятки мимоходом отмеченных дерзких людей, вереницу их закончили бородатые, зубастые рожи солдат на перроне станции Новгород. И совершенно естественно было вспомнить мрачную книгу «Наше преступление». Все это расстраивало и даже озлобляло,
а злиться Клим Самгин не любил.
— Очень жаль, — с досадой пробормотал Самгин. Эта рябая женщина очень хорошо исполняла
работу «одной прислуги»,
а деньги на стол тратила так скромно, что, должно быть, не воруя у него, довольствовалась только процентами с лавочников.
Учреждение, которое призвано к борьбе с внутренним врагом, хотя и позволило случаями Азефа и Богрова несколько скомпрометировать технические приемы своей
работы, но все же достаточно осведомлено о движении и намерениях враждебных сил,
а силы эти возбуждают протесты и забастовки рабочих, пропагандируют анархическую идею пораженчества.
Город уже проснулся, трещит, с недостроенного дома снимают леса, возвращается с
работы пожарная команда, измятые, мокрые гасители огня равнодушно смотрят на людей, которых учат ходить по земле плечо в плечо друг с другом, из-за угла выехал верхом на пестром коне офицер, за ним, перерезав дорогу пожарным, громыхая железом, поползли небольшие пушки, явились солдаты в железных шлемах и прошла небольшая толпа разнообразно одетых людей, впереди ее чернобородый великан нес икону,
а рядом с ним подросток тащил на плече, как ружье, палку с национальным флагом.