Неточные совпадения
— Чертище, — называл он инженера и рассказывал о нем: Варавка сначала был ямщиком,
а потом — конокрадом, оттого и разбогател. Этот
рассказ изумил Клима до немоты, он знал, что Варавка сын помещика, родился в Кишиневе, учился в Петербурге и Вене, затем приехал сюда в город и живет здесь уж седьмой год. Когда он возмущенно рассказал это Дронову, тот, тряхнув головой, пробормотал...
Черные глаза ее необыкновенно обильно вспотели слезами, и эти слезы показались Климу тоже черными. Он смутился, — Лидия так редко плакала,
а теперь, в слезах, она стала похожа на других девочек и, потеряв свою несравненность, вызвала у Клима чувство, близкое жалости. Ее
рассказ о брате не тронул и не удивил его, он всегда ожидал от Бориса необыкновенных поступков. Сняв очки, играя ими, он исподлобья смотрел на Лидию, не находя слов утешения для нее.
А утешить хотелось, — Туробоев уже уехал в школу.
Она редко и не очень охотно соглашалась на это и уже не рассказывала Климу о боге, кошках, о подругах,
а задумчиво слушала его
рассказы о гимназии, суждения об учителях и мальчиках, о прочитанных им книгах. Когда Клим объявил ей новость, что он не верит в бога, она сказала небрежно...
— Ведь у нас не произносят: Нестор,
а — Нестер, и мне пришлось бы подписывать
рассказы Нестерпимов. Убийственно. К тому же теперь в моде производить псевдонимы по именам жен: Верин, Валин, Сашин, Машин…
Ее
рассказы почти всегда раздражали Лидию, но изредка смешили и ее. Смеялась Лидия осторожно, неуверенно и резкими звуками,
а посмеявшись немного, оглядывалась, нахмурясь, точно виноватая в неуместном поступке. Сомова приносила романы, давала их читать Лидии, но, прочитав «Мадам Бовари», Лидия сказала сердито...
За чаем, за обедом она вдруг задумывалась и минутами сидела, точно глухонемая,
а потом, вздрогнув, неестественно оживлялась и снова дразнила Таню, утверждая, что, когда Катин пишет
рассказы из крестьянского быта, он обувается в лапти.
Клим видел, что обилие имен и книг, никому, кроме Дмитрия, не знакомых, смущает всех, что к
рассказам Нехаевой о литературе относятся недоверчиво, несерьезно и это обижает девушку. Было немножко жалко ее.
А Туробоев, враг пророков, намеренно безжалостно пытался погасить ее восторги, говоря...
Этот грубый
рассказ, рассмешив мать и Спивак, заставил и Лидию усмехнуться,
а Самгин подумал, что Иноков ловко играет простодушного, на самом же деле он, должно быть, хитер и зол. Вот он говорит, поблескивая холодными глазами...
Забавно было наблюдать колебание ее симпатии между madame Рекамье и madame Ролан, портреты той и другой поочередно являлись на самом видном месте среди портретов других знаменитостей, и по тому, которая из двух француженок выступала на первый план, Самгин безошибочно определял, как настроена Варвара: и если на видном месте являлась Рекамье, он говорил, что искусство — забава пресыщенных, художники — шуты буржуазии,
а когда Рекамье сменяла madame Ролан, доказывал, что Бодлер революционнее Некрасова и
рассказы Мопассана обнажают ложь и ужасы буржуазного общества убедительнее политических статей.
Самгин наклонил голову, чтобы скрыть улыбку. Слушая
рассказ девицы, он думал, что и по фигуре и по характеру она была бы на своем месте в водевиле,
а не в драме. Но тот факт, что на долю ее все-таки выпало участие в драме, несколько тронул его; он ведь был уверен, что тоже пережил драму. Однако он не сумел выразить чувство, взволновавшее его,
а два последние слова ее погасили это чувство. Помолчав, он спросил вполголоса...
Она говорила о студентах, влюбленных в актрис, о безумствах богатых кутил в «Стрельне» и у «Яра», о новых шансонетных певицах в капище Шарля Омона, о несчастных романах, запутанных драмах. Самгин находил, что говорит она не цветисто, неумело, содержание ее
рассказов всегда было интереснее формы,
а попытки философствовать — плоски. Вздыхая, она произносила стертые фразы...
Она уже явно ревновала его к Сомовой и, когда он приходил к ней, угощала его чаем не в столовой, куда могла явиться нахлебница,
а в своей уютненькой комнате, как бы нарочито приспособленной для
рассказов в духе Мопассана.
Но в Выборг он вернулся несколько утомленный обилием новых впечатлений и настроенный, как чиновник, которому необходимо снова отдать себя службе, надоевшей ему. Встреча с братом, не возбуждая интереса, угрожала длиннейшей беседой о политике, жалобными
рассказами о жизни ссыльных, воспоминаниями об отце,
а о нем Дмитрий, конечно, ничего не скажет лучше, чем сказала Айно.
Утомленный унылым однообразием пейзажа, Самгин дремотно и расслабленно подпрыгивал в бричке, мысли из него вытрясло, лишь назойливо вспоминался чей-то невеселый
рассказ о человеке, который, после неудачных попыток найти в жизни смысл, возвращается домой,
а дома встречает его еще более злая бессмыслица.
— Болтун, — сказала о нем Любаша. — Говорит, что у него широкие связи среди рабочих,
а никому не передает их. Теперь многие хвастаются связями с рабочими, но это очень похоже на охотничьи
рассказы.
А вот господин Зубатов имеет основание хвастаться…
Эти ее анекдоты очень хорошо сливались с ее же
рассказами о маленьких идиллиях и драмах простых людей, и в общем получалась картина морально уравновешенной жизни, где нет ни героев, ни рабов,
а только — обыкновенные люди.
— Героем времени постепенно становится толпа, масса, — говорил он среди либеральной буржуазии и, вращаясь в ней, являлся хорошим осведомителем для Спивак. Ее он пытался пугать все более заметным уклоном «здравомыслящих» людей направо,
рассказами об организации «Союза русского народа», в котором председательствовал историк Козлов,
а товарищем его был регент Корвин, рассказывал о работе эсеров среди ремесленников, приказчиков, служащих. Но все это она знала не хуже его и, не пугаясь, говорила...
— Прелестный человек был Глеб Иванович! Я его видела, когда он уже совсем духовно истлевал,
а супруг мой близко знал его, выпивали вместе, он ему
рассказы свои присылал, потом они разошлись в разуме.
Все другие сидели смирно, безмолвно, — Самгину казалось уже, что и от соседей его исходит запах клейкой сырости. Но раздражающая скука, которую испытывал он до
рассказа Таисьи, исчезла. Он нашел, что фигура этой женщины напоминает Дуняшу: такая же крепкая, отчетливая, такой же маленький, красивый рот. Посмотрев на Марину, он увидел, что писатель шепчет что-то ей,
а она сидит все так же величественно.
Самгин видел, что пальцы Таисьи побелели, обескровились,
а лицо неестественно вытянулось. В комнате было очень тихо, точно все уснули, и не хотелось смотреть ни на кого, кроме этой женщины, хотя слушать ее
рассказ было противно, свистящие слова возбуждали чувство брезгливости.
Он заслужил в городе славу азартнейшего игрока в винт, и Самгин вспомнил, как в комнате присяжных поверенных при окружном суде рассказывали: однажды Гудим и его партнеры играли непрерывно двадцать семь часов,
а на двадцать восьмом один из них, сыграв «большой шлем», от радости помер, чем и предоставил Леониду Андрееву возможность написать хороший
рассказ.
«Я — не Иванов, не Ефимов,
а — Самгин. Фамилия — редкая. Самгин? Это тот, который… Я — беззащитен», — тревожно соображал Самгин. Тагильский прервал его
рассказ...
«Я мог бы написать
рассказ об этой девице, — подумал Самгин. — Но у нас, по милости Достоевского, так много написано и пишется о проститутках. “Милость к падшим”.
А падшие не чувствуют себя таковыми и в нашей милости — не нуждаются».
Приятно волнующее чувство не исчезало,
а как будто становилось все теплее, помогая думать смелее, живее, чем всегда. Самгин перешел в столовую, выпил стакан чаю, сочиняя план
рассказа, который можно бы печатать в новой газете. Дронов не являлся. И, ложась спать, Клим Иванович удовлетворенно подумал, что истекший день его жизни чрезвычайно значителен.
Самгин слушал
рассказ молча и внутренне протестуя: никуда не уйдешь от этих историй!
А когда Таисья кончила, он, вынудив себя улыбнуться, сказал...
Свою биографию Елена рассказала очень кратко и прерывая
рассказ длинными паузами: бабушка ее Ивонна Данжеро была акробаткой в цирке, сломала ногу,
а потом сошлась с тамбовским помещиком, родила дочь, помещик помер, бабушка открыла магазин мод в Тамбове.
Но он не стал ждать
рассказа,
а, выдернув подол рубахи из брюк, обнажил левый бок и, щелкая пальцем по красному шраму, с гордостью объяснил...