«Если я хочу быть искренним с самим собою — я должен признать себя плохим демократом, — соображал Самгин. — Демос — чернь, власть ее греки называли охлократией. Служить народу — значит
руководить народом. Не иначе. Индивидуалист, я должен признать законным и естественным только иерархический, аристократический строй общества».
Неточные совпадения
Я не счел, однако ж, нужным останавливаться на этих недостатках, ибо для нас, русских, самые преувеличения иностранцев очень поучительны. Читая рассказываемые про нас небылицы, мы, во-первых, выносим убеждение, что иностранцы —
народ легкомысленный и что, следовательно, в случае столкновения, с ними очень нетрудно будет справиться. Во-вторых, мы получаем уверенность, что перьями их
руководит дурное чувство зависти, не прощающее России той глубокой тишины, среди которой происходит ее постепенное обновление.
Поэтому святой человек, если он хочет быть выше
народа, должен стараться быть ниже его. Если он хочет
руководить им, то он должен быть позади его.
Но, несмотря на все их старания показать, что причина события лежала в умственной деятельности, только с большою уступчивостью можно согласиться с тем, что между умственною деятельностию и движением
народов есть что-то общее, но уже ни в каком случае нельзя допустить, чтоб умственная деятельность
руководила действиями людей, ибо такие явления, как жесточайшіе убийства французской революции, вытекающие из проповедей о равенстве человека, и злейшие войны и казни, вытекающие из проповеди о любви, противоречат этому предположению.
Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он
руководил их настроением, посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает
народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху.
Ежели бы история удержала старое воззрение, она бы сказала: Божество, в награду или в наказание своему
народу, дало Наполеону власть и
руководило его волей для достижения своих божественных целей. И ответ был бы полный и ясный. Можно было веровать или не веровать в божественное значение Наполеона; но для верующего в него, во всей истории этого времени, всё бы было понятно и не могло бы быть ни одного противоречия.