Неточные совпадения
Клим думал, что, если эта
женщина выздоровеет, она сделает что-нибудь страшное, но доктор Сомов успокоил его. Он
спросил доктора...
— Вы знаете таких
женщин? Хоть одну? — тихо и почему-то сердито
спросила Алина.
И замолчал.
Женщины улыбались, беседуя все более оживленно, но Клим чувствовал, что они взаимно не нравятся одна другой. Спивак запоздало
спросил его...
Клим удивлялся. Он не подозревал, что эта
женщина умеет говорить так просто и шутливо. Именно простоты он не ожидал от нее; в Петербурге Спивак казалась замкнутой, связанной трудными думами. Было приятно, что она говорит, как со старым и близким знакомым. Между прочим она
спросила: с дровами сдается флигель или без дров, потом поставила еще несколько очень житейских вопросов, все это легко, мимоходом.
Клим искоса взглянул на нее. Она сидела, напряженно выпрямясь, ее сухое лицо уныло сморщилось, — это лицо старухи. Глаза широко открыты, и она закусила губы, как бы сдерживая крик боли. Клим был раздражен на нее, но какая-то частица жалости к себе самому перешла на эту
женщину, он тихонько
спросил...
«Это —
женщина, о которой
спрашивает мать? Любовница Лютова? Последнее свидание?»
— Почему вы думаете, что я прячусь? — сердито
спросил он, сняв шляпу пред
женщиной с нарочитой медленностью.
— Это ты говоришь о вражде к
женщине? — с ироническим удивлением
спросил Клим.
Он озлобленно почувствовал себя болтливым мальчишкой и почти со страхом ждал: о чем теперь
спросит его эта
женщина? Но она, помолчав, сказала...
Томилин бережно внес черного кота с зелеными глазами, посадил его на обширные колени
женщины и
спросил...
— Любопытна слишком. Ей все надо знать — судоходство, лесоводство. Книжница. Книги портят
женщин. Зимою я познакомился с водевильной актрисой, а она вдруг
спрашивает: насколько зависим Ибсен от Ницше? Да черт их знает, кто от кого зависит! Я — от дураков. Мне на днях губернатор сказал, что я компрометирую себя, давая работу политическим поднадзорным. Я говорю ему: Превосходительство! Они относятся к работе честно! А он: разве, говорит, у нас, в России, нет уже честных людей неопороченных?
— Делай! — сказал он дьякону. Но о том, почему русские — самый одинокий народ в мире, — забыл сказать, и никто не
спросил его об этом. Все трое внимательно следили за дьяконом, который, засучив рукава, обнажил не очень чистую рубаху и странно белую, гладкую, как у
женщины, кожу рук. Он смешал в четырех чайных стаканах портер, коньяк, шампанское, посыпал мутно-пенную влагу перцем и предложил...
— Разве вы не допускаете, что я тоже могу служить причиной беспокойства? «Поверит или нет?» — тотчас же
спросил он себя, но
женщина снова согнулась над шитьем, тихо и неопределенно сказав...
«Что же я тут буду делать с этой?» —
спрашивал он себя и, чтоб не слышать отца, вслушивался в шум ресторана за окном. Оркестр перестал играть и начал снова как раз в ту минуту, когда в комнате явилась еще такая же серая
женщина, но моложе, очень стройная, с четкими формами, в пенсне на вздернутом носу. Удивленно посмотрев на Клима, она
спросила, тихонько и мягко произнося слова...
Закуривая, она делала необычные для нее жесты, было в них что-то надуманное, показное, какая-то смешная важность, этим она заставила Клима вспомнить комическую и жалкую фигуру богатой, но обнищавшей
женщины в одном из романов Диккенса. Чтоб забыть это сходство, он
спросил о Спивак.
Самгин назвал переулок, в котором эта
женщина встретила его, когда он шел под конвоем сыщика и жандарма.
Женщина выпустила из рукава кипарисовые четки и, быстро перебирая их тонкими пальцами красивой руки,
спросила, улыбаясь насильственной улыбкой...
— На эту тему я читала рассказ «Веревка», — сказала она. — Не помню — чей? Кажется, автор —
женщина, — задумчиво сказала она, снова отходя к окну, и
спросила: — Чего же вы хотите?
Сняв очки, Самгин крепко закрыл глаза. Было жалко потерять
женщину. Еще более жалко было себя. Желчно усмехаясь, он
спросил...
—
Женщины тоже пойдут? —
спросил Самгин Туробоева. Неприятно высоким и скрипучим голосом ответил извозчик...
Люди шли не торопясь, угрюмо оглядываясь назад, но некоторые бежали, толкая попутчиков, и у всех был такой растерянный вид, точно никто из них не знал, зачем и куда идет он, Самгин тоже не знал этого. Впереди его шагала, пошатываясь,
женщина, без шляпки, с растрепанными волосами, она прижимала к щеке платок, смоченный кровью; когда Самгин обогнал ее, она
спросила...
«Возможно, что она и была любовницей Васильева», — подумал он и
спросил: — Ты, конечно, понимаешь, как важно было бы узнать, кто эта
женщина?
Думалось трезво и даже удовлетворенно, — видеть такой жалкой эту давно чужую
женщину было почти приятно. И приятно было слышать ее истерический визг, — он проникал сквозь дверь. О том, чтоб разорвать связь с Варварой, Самгин никогда не думал серьезно; теперь ему казалось, что истлевшая эта связь лопнула. Он
спросил себя, как это оформить: переехать завтра же в гостиницу? Но — все и всюду бастуют…
— Зотова? —
спросил Самгин. Дуняша, смазывая губы карандашом, утвердительно кивнула головой, а он нахмурился: очевидно, Марина и есть та
женщина, которую назвал ему Гогин. Этим упрощалось поручение, но было в этом что-то неприятное.
Он вовсе не хотел «рассказывать себя», он даже подумал, что и при желании, пожалуй, не сумел бы сделать это так, чтоб
женщина поняла все то, что было неясно ему. И, прикрывая свое волнение иронической улыбкой,
спросил...
Самгин собирался зажечь спичку, но не зажег, а, щелкнув ногтем по коробке, подал коробку
женщине,
спрашивая...
Самгин задумался: на кого Марина похожа? И среди героинь романов, прочитанных им, не нашел ни одной
женщины, похожей на эту. Скрипнули за спиной ступени, это пришел усатый солдат Петр. Он бесцеремонно сел в кресло и, срезая ножом кожу с ореховой палки,
спросил негромко, но строго...
— Ужасно, — басом и спокойно сказала
женщина, раскладывая по тарелкам пузатеньких рябчиков, и
спросила: — А правда, что Лауница убили за то, что он хотел арестовать Витте?
«Как нелепо способен я вести себя», — подумал он почти со стыдом, затем
спросил себя: верил ли он кому-нибудь так, как верит этой
женщине?
Утром, в газетном отчете о торжественной службе вчера в соборе, он прочитал слова протоиерея: «Радостью и ликованием проводим защитницу нашу», — вот это глупо: почему люди должны чувствовать радость, когда их покидает то, что — по их верованию — способно творить чудеса? Затем он вспомнил, как на похоронах Баумана толстая
женщина спросила...
Явился слуга со счетом, Самгин поцеловал руку
женщины, ушел, затем, стоя посредине своей комнаты, закурил, решив идти на бульвары. Но, не сходя с места, глядя в мутно-серую пустоту за окном, над крышами, выкурил всю папиросу, подумал, что, наверное, будет дождь, позвонил,
спросил бутылку вина и взял новую книгу Мережковского «Грядущий хам».
— Папашей именует меня, а право на это — потерял, жена от него сбежала, да и не дочью она мне была, а племянницей. У меня своих детей не было: при широком выборе не нашел
женщины, годной для материнства, так что на перекладных ездил… — Затем он неожиданно
спросил: — К политической партии какой-нибудь принадлежите?
Самгин,
спросив стакан вина, сел напротив Лиз, а толстая
женщина пошла в ресторан, упрекнув кого-то из игроков...
Он размышлял еще о многом, стараясь подавить неприятное, кисловатое ощущение неудачи, неумелости, и чувствовал себя охмелевшим не столько от вина, как от
женщины. Идя коридором своего отеля, он заглянул в комнату дежурной горничной, комната была пуста, значит — девушка не спит еще. Он позвонил, и, когда горничная вошла, он, положив руки на плечи ее,
спросил, улыбаясь...
«Это о ком она?» — подумал Самгин и хотел
спросить, но не успел, — вытирая полотенцем чашку,
женщина отломила ручку ее и, бросив в медную полоскательницу, продолжала...
— Будем смотреть это все, я и мой инженер, — а
женщина спросила звонко и сердито...
«Что внесла эта
женщина в мою жизнь?» — нередко
спрашивал он и находил, что она подорвала, пошатнула его представление о самом себе.
Привычная упрощенность отношения Самгина к
женщинам вызвала такую сцену: он вернулся с Тосей из магазина, где покупали посуду; день был жаркий, полулежа на диване, Тося, закрыв глаза, расстегнула верхние пуговицы блузки. Клим Иванович подсел к ней и пустил руку свою под блузку. Тося
спросила...
— А зачем я нужен ему? —
спросил Самгин, усмехаясь;
женщина ответила...
Когда он рассказывал о Таисье, Самгин заметил, что Агафья в столовой перестала шуметь чайной посудой, а когда Дронов ушел, Самгин
спросил рябую
женщину...
Толстая
женщина принесла пиво и вазочку соленых сухарей. Петров, гремя саблей, быстро снял портупею, мундир, остался в шелковой полосатой рубашке, засучил левый рукав и, показав бицепс,
спросил Самгина...