Неточные совпадения
Варавка требовал с детей честное слово, что они не
станут щекотать его, и затем начинал бегать рысью
вокруг стола, топая так, что звенела посуда в буфете и жалобно звякали хрустальные подвески лампы.
Скупо бросив несколько десятков тяжелых капель, туча прошла, гром
стал тише, отдаленней, ярко взглянула в окно луна, и свет ее как бы толкнул все
вокруг, пошевелилась мебель, покачнулась стена.
Все тише, напряженней
становилось вокруг, даже ребятишки перестали суетиться и, задрав головы, вросли в землю.
Кривоногий кузнец забежал в тыл той группы, которая тянула прямо от колокольни, и
стал обматывать конец веревки
вокруг толстого ствола ветлы, у корня ее; ему помогал парень в розовой рубахе. Веревка, натягиваясь все туже, дрожала, как струна, люди отскакивали от нее, кузнец рычал...
Первый день прошел довольно быстро, второй оказался длиннее, но короче третьего, и так, нарушая законы движения земли
вокруг солнца, дни
становились все длиннее, каждый день усиливал бессмысленную скуку, обнажал пустоту в душе и, в пустоте, — обиду, которая хотя и возрастала день ото дня, но побороть скуку не могла.
Самгин чихал, слезились глаза,
вокруг его
становилось шумно, сидевшие вставали, но, не расходясь, стискивались в группы, ворчливо разговаривая.
Когда вышли на Троицкую площадь, — передние ряды, точно ударившись обо что-то, остановились, загудели, люди
вокруг Самгина
стали подпрыгивать, опираясь о плечи друг друга, заглядывая вперед.
Самгин подвинулся к решетке сада как раз в тот момент, когда солнце, выскользнув из облаков, осветило на паперти собора фиолетовую фигуру протоиерея Славороссова и золотой крест на его широкой груди. Славороссов стоял, подняв левую руку в небо и простирая правую над толпой благословляющим жестом.
Вокруг и ниже его копошились люди, размахивая трехцветными флагами, поблескивая окладами икон, обнажив лохматые и лысые головы. На минуту
стало тихо, и зычный голос сказал, как в рупор...
Проходя мимо слепого, они толкнули старика, ноги его подогнулись, он грузно сел на мостовую и
стал щупать булыжники
вокруг себя, а мертвое лицо поднял к небу, уже сплошь серому.
Снова
стало тихо; певец запел следующий куплет; казалось, что голос его
стал еще более сильным и уничтожающим, Самгина пошатывало, у него дрожали ноги, судорожно сжималось горло; он ясно видел
вокруг себя напряженные, ожидающие лица, и ни одно из них не казалось ему пьяным, а из угла, от большого человека плыли над их головами гремящие слова...
Это командовал какой-то чумазый, золотоволосый человек, бесцеремонно расталкивая людей; за ним, расщепляя толпу, точно клином, быстро пошли студенты, рабочие, и как будто это они толчками своими восстановили движение, — толпа снова двинулась, пение зазвучало стройней и более грозно. Люди
вокруг Самгина отодвинулись друг от друга,
стало свободнее, шорох шествия уже потерял свою густоту, которая так легко вычеркивала голоса людей.
Самгин высоко поднял его и швырнул прочь, на землю, — он разбился на куски, и тотчас
вокруг Самгина размножились десятки фигур, совершенно подобных ему; они окружили его, стремительно побежали вместе с ним, и хотя все были невесомы, проницаемы, как тени, но страшно теснили его, толкали, сбивая с дороги, гнали вперед, — их
становилось все больше, все они были горячие, и Самгин задыхался в их безмолвной, бесшумной толпе.
Потом Самгин погасил лампу, лег в постель, — тогда
вокруг него
стало еще более тихо, пусто и обидно.
Неточные совпадения
Она не выглянула больше. Звук рессор перестал быть слышен, чуть слышны
стали бубенчики. Лай собак показал, что карета проехала и деревню, — и остались
вокруг пустые поля, деревня впереди и он сам, одинокий и чужой всему, одиноко идущий по заброшенной большой дороге.
Она зашла в глубь маленькой гостиной и опустилась на кресло. Воздушная юбка платья поднялась облаком
вокруг ее тонкого
стана; одна обнаженная, худая, нежная девичья рука, бессильно опущенная, утонула в складках розового тюника; в другой она держала веер и быстрыми, короткими движениями обмахивала свое разгоряченное лицо. Но, вопреки этому виду бабочки, только что уцепившейся за травку и готовой, вот-вот вспорхнув, развернуть радужные крылья, страшное отчаяние щемило ей сердце.
Весело было пить из плоской чаши теплое красное вино с водой, и
стало еще веселее, когда священник, откинув ризу и взяв их обе руки в свою, повел их при порывах баса, выводившего «Исаие ликуй»,
вокруг аналоя.
Деревья же
становились гуще: к осинам и ольхам начала присоединяться береза, и скоро образовалась
вокруг лесная гущина.
Но когда подвели его к последним смертным мукам, — казалось, как будто
стала подаваться его сила. И повел он очами
вокруг себя: боже, всё неведомые, всё чужие лица! Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти! Он не хотел бы слышать рыданий и сокрушения слабой матери или безумных воплей супруги, исторгающей волосы и биющей себя в белые груди; хотел бы он теперь увидеть твердого мужа, который бы разумным словом освежил его и утешил при кончине. И упал он силою и воскликнул в душевной немощи: