Неточные совпадения
Бывал у дяди Хрисанфа краснолысый, краснолицый профессор, автор программной
статьи, написанной им лет десять тому назад; в
статье этой он доказывал, что
революция в России неосуществима, что нужно постепенное слияние всех оппозиционных сил страны в одну партию реформ, партия эта должна постепенно добиться от царя созыва земского собора.
«Приходится соглашаться с моим безногим сыном, который говорит такое: раньше
революция на испанский роман с приключениями похожа была, на опасную, но весьма приятную забаву, как, примерно, медвежья охота, а ныне она
становится делом сугубо серьезным, муравьиной работой множества простых людей. Сие, конечно, есть пророчество, однако не лишенное смысла. Действительно: надышали атмосферу заразительную, и доказательством ее заразности не одни мы, сущие здесь пьяницы, служим».
— Вообще выходило у него так, что интеллигенция — приказчица рабочего класса, не более, — говорил Суслов, морщась, накладывая ложкой варенье в стакан чаю. — «Нет, сказал я ему, приказчики
революций не делают, вожди, вожди нужны, а не приказчики!» Вы, марксисты, по дурному примеру немцев, действительно
становитесь в позицию приказчиков рабочего класса, но у немцев есть Бебель, Адлер да — мало ли? А у вас — таких нет, да и не дай бог, чтоб явились… провожать рабочих в Кремль, на поклонение царю…
Клим подумал: нового в ее улыбке только то, что она легкая и быстрая. Эта женщина раздражала его. Почему она работает на
революцию, и что может делать такая незаметная, бездарная? Она должна бы служить сиделкой в больнице или обучать детей грамоте где-нибудь в глухом селе. Помолчав, он
стал рассказывать ей, как мужики поднимали колокол, как они разграбили хлебный магазин. Говорил насмешливо и с намерением обидеть ее. Вторя его словам, холодно кипел дождь.
— Почему — симуляция? Нет, это — мое убеждение. Вы убеждены, что нужна конституция,
революция и вообще — суматоха, а я — ничего этого — не хочу! Не хочу! Но и проповедовать, почему не хочу, — тоже не
стану, не хочу! И не буду отрицать, что
революция полезна, даже необходима рабочим, что ли, там! Необходима? Ну, и валяйте, делайте
революцию, а мне ее не нужно, я буду голубей гонять. Глухонемой! — И, с размаха шлепнув ладонью в широкую жирную грудь свою, он победоносно захохотал сиплым, кипящим смехом.
— Нигде, я думаю, человек не чувствует себя так одиноко, как здесь, — торопливо говорила женщина. — Ах, Клим, до чего это мучительное чувство — одиночество!
Революция страшно обострила и усилила в людях сознание одиночества… И многие от этого
стали зверями. Как это — которые грабят на войне?.. После сражений?
— Здоровенная будет у нас
революция, Клим Иванович. Вот — начались рабочие стачки против войны — знаешь? Кушать трудно
стало, весь хлеб армии скормили. Ох, все это кончится тем, что устроят европейцы мир промежду себя за наш счет, разрежут Русь на кусочки и начнут глодать с ее костей мясо.
— Я его помню таким… скромным. Трещит все, ломается.
Революция лезет изо всех щелей.
Революция… мобилизует. Правые — левеют, замечаешь, как влиятелен
становится прогрессивный блок?
Неточные совпадения
В это же время, словно на смех, вспыхнула во Франции
революция, и
стало всем ясно, что"просвещение"полезно только тогда, когда оно имеет характер непросвещенный.
— Позвольте. Была во Франции
революция, и всех казнили. Пришел Наполеон и все взял.
Революция — это первый человек, а Наполеон — второй человек. А вышло, что Наполеон
стал первый человек, а
революция стала второй человек. Так или не так?
— Странное представление о задачах
революции, — сказал Новодворов и молча сердито
стал курить.
С горьким чувством перечитывал я страницы сборника
статей, написанных за время войны до
революции.
Париж еще раз описывать не
стану. Начальное знакомство с европейской жизнью, торжественная прогулка по Италии, вспрянувшей от сна,
революция у подножия Везувия,
революция перед церковью св. Петра и, наконец, громовая весть о 24 феврале, — все это рассказано в моих «Письмах из Франции и Италии». Мне не передать теперь с прежней живостью впечатления, полустертые и задвинутые другими. Они составляют необходимую часть моих «Записок», — что же вообще письма, как не записки о коротком времени?